- Треклятая холодина. - Стучит зубами Ричмонд, с трудом удерживая в заледеневших пальцах карманное зеркальце, гравировка на крышке которого скоро покроется инеем, пока она будет пытаться вытереть со скул следы от черного карандаша для глаз.

- Дурацкий холод. Дурацкий поезд. - Не желает затыкаться Виола, пока все раздражение не найдет выход. А причин для раздражения столько, что пальцев не хватит загибать. Из последнего: поезд слишком трясло, чтобы стрелки хотя бы немного вышли ровными. Да и приставаний от некоего Ивана ей тоже хватило - не заткнулся, пока Дейли не рявкнул.

Ричмонд переводит взгляд на торчащего рядом Себастьяна, вцепившегося в ручку ее дорожной сумки, будто там есть что-то ценнее утепленного комплекта белья и косметички. Видит Моргана, он - еще одна причина ее раздражения, потому что всю дорогу в это захолустье они провели в гробовой тишине, изредка обмениваясь фразами на уровне банальной любезности.

Имя того извращенца, что додумался их вместе послать сюда, она знает. Уже трижды прокляла на мигрень и дважды на несварение желудка. Но душенька все никак  не успокоилась.

Другой вопрос: почему ее - обычную стежерку и девочку «на принеси да подай» - вообще куда-то послали.
[indent]
[indent]
[indent]
- Шубу возьми. - Выдает ценный совет матушка, лишь на мгновение отрываясь от клавиш на зачарованной печатной машинке. - Ох, была я однажды в России. В каком году, Рори?

- В 1976. - Отец не отрывается от газеты, лишь больше хмурится, перелистывая первый разворот.

- За два года до твоего рождения. - Печатная машинка затихает. Руки матери тянутся к напечатанному, складывая листы один на другой. - Меня позвали освещать одно важное мероприятие в рамках обмена культурой. Тогда ещё был «Союз». Красный. Очень много красного, хотя мы - делегация - мало пересекались с маггловским.

- Но чехославацкую бижутерию ты каким-то образом умудрилась притащить.

- Ой, вспомнил! А ту хрустальную вазу, Рори! Удивительно, что на люстру у меня не хватило смелости.

- Ну знаешь ли, хорошо жили тогда эти… За нефть и газ…

- Meh. Пойду искать, где достать шубу. - Закатывает глаза Виола, прерывая этот поток ностальгии. То, что у матери на тот момент уже был младенец в лице Бастиана - оба родителя почему-то умолчали.
[indent]
[indent]
[indent]
- Аккуратнее будь. Палочку держи рядом. Всегда. - Подпирает дверной косяк Бастиан, наряженный в эту свою аврорскую форму. - Если будут приставать - бей в лицо.

- Слышала, подкатываешь к этой рыжей из бюро распределения эльфов.

- Да так, - красуется Ричмонд, почесывая выступающую щетину на подбородке, - пару раз пересеклись. Ничего серьезного. С кем едешь, кстати?

- Не спрашивай. - Закатывает глаза Виола, прерывая брата, пока этот разговор не зашел не туда.
[indent]
[indent]
[indent]
Работать в одном штабе с Дейли - уже само по себе - наказание. И дело вовсе не в том, что у них когда-то что-то было (хотя ничего особо и не было), просто вечно серьезный и хмурый Себастьян своим видом может убить любой порыв порадоваться каким-то банальным мелочам, будь то тортик ко дню рождения коллеги или новенький набор самоклеющихся печатей, чтобы лишний раз не пачкать руки о сургуч.

Даже сейчас по его лицу нетрудно догадаться, сколько ярких эпитетов тот припас для их небольшой командировки за тридевять земель.

- С твоей мимикой здесь тебя примут за своего. - Виола наконец заканчивает убирать следы неудачного макияжа, возвращая зеркальце обратно в карман. - Идем, нам ещё надо найти тот дом, пока не стемнело. Надеюсь, хозяева в курсе. Не хотелось бы пускаться в долгие объяснения.

- Никогда не слышал, что говорят о русских? - Приподнимает бровь Виола, но тут же отгоняет удивление прочь - с чего это она вообще решила, что Дейли должен это знать? Мальчик-загадка, темный принц, похищающий хорошие сны у плохих девочек - старинные байки ушедших дней, о которых больше не шепчутся в темных коридорах замка, не смакуют за чашечкой чая перед огнем в гостиной, хихикая каждый раз, когда проходит кто-то из мальчишек.

Этих беззаботных дней ей не хватает. Дней, когда самым страшным было остаться отрабатывать под присмотром ворчливого старикашки - Филча, или когда в первый раз сломалась палочка; во второй - уже не так страшно, и даже смешно.

Виола хмурится и надувает обиженно губы - он (Дейли) тому свидетель. Ее неуклюжести и слишком длинного языка, который она пихала ему в рот.

Виола ещё больше морщится, но теперь и смущается, подставляя порозовевшие щеки колючему морозу.

Как она могла об этом забыть? И забывала ли вообще? Помнит размыто. Особенно - что было в бутылке. Зато, на грани с трезвостью врезающийся [наравне с мигренью] в голову голос Уоррингтона в самом конце, слова - такие же бесполезные, как и она.

Ну на кой драккл поперлась в эту холодину? Дома не сиделось? Нагретый стул в штабе ликвидаторов, любимые розовые записочки и длинный шлейф любимых духов - о ее присутствии узнают до того, как откроют двери кабинета. В этом вся она: дурная на голову, наивная и громкая. В плену сибирских морозов не тает, пытается выжить, спешно натягивая перчатки на озябшие пальцы и протягивая руку Ивану, когда затылком чувствует взгляд Дейли.

- Сев… что? - Хлопает длинными ресницами Ричмонд, на которые мягко опускаются снежинки, щекоча. - Да уж, не Гальштат. - Прикусывает она губу, озираясь, пока до сопровождающего медленно доходит тонкая суть неприкрытой иронии.

За ночь до отъезда Виола пыталась навести справки, в какую даль их отправляют столь внезапно, но скудная информация полной картины так и не дала. Впрочем, исходя из имеющейся - тут и посмотреть не на что.

- Называйте просто «Северный». Местные все так говорят.

Ивану стоит отдать должное: несмотря на свою приставучесть, которая даже Ричмонд почти вывела из себя, он старается как может и улыбается так, что вот-вот лопнет лицо. Чем конкретно продиктовано это  показушное радушие - остается только гадать.

Сугробы сменяются скользкой дорожкой. Не привыкшей к фигурному катанию Виоле остается только хвататься за рукав все болтающего мужчины, вскрикивать, когда нога вдруг проскальзывает вперед. Со стороны шагающего позади Себастьяна почему-то не слышно смешков: то ли все ещё переваривает слова про свою восхитительную мимику, то ли давно прозвал ее коровой на льду, что ближе к действительности.

- В подвалах что ли держите. - Неуместно шутит Ричмонд, когда речь заходит о местных. Благо еще про расчлененку и котлеты не ляпнула - наслушалась от Бастиана. Иван, судя по натянутому смешку, шутку не понял, или просто коряво перевел. А оно и к лучшему. Осталось только не ляпнуть что-то подобное в рапорте, а то мигом вышвырнут за угрозу международной коммуникации.

Мир по ту сторону двери заставляет Виолу встать столбом, примерзнуть каблуками сапог, пока глаза блестят от вида красивых, заснеженных домиков, рядом с которыми сам Гальштат и рядом не стоял. В этом месте магия своя - особенная, ею пропитано все, и на ней держится, как за якорь. Тут даже снег особенный: Ричмонд снова подставляет лицо колючим хлопьям, едва отличимым от пуха, когда внутри загорается желание сбросить с себя оковы взрослости, и снова хотя бы чуть-чуть побыть ребенком, поверить в сказку…

- Хотя бы упасть лицом в сугроб. - Отвечает она самой себе, смахивая с мехового воротника полотно, которым засыпало за минуту-вторую.

Дейли, судя по тому, что отстал от группы - тоже проникся. Вероятность, что просто не вывозит запах ее духов - куда меньше. Очень хочется его эту кислую мину разбавить красками. Всучить в руки чашку чего-то горячего и сосиску на палочке, чтобы не ворчал, даже если он это делает только в своей голове.

- До завтра. Пока-пока. - Машет Виола, как только удается избавится от Ивана. А, может, зря она так? Теперь, оставшись наедине с Себастьяном, уже не такая смелая. - Буду. - Почти шепотом, выдыхая белое облачко на раскаленном морозе, которое позже сменит сигаретный дым. - Немного. Послушала маму, а то примерзла бы тут в одном пальто. Сам как? - Ричмонд и щедрость - понятия несовместимые, но, смотря на посиневшие пальцы Дейли, которыми он подкуривает сигарету, уж очень хочется надеть на него шубу тоже. Раздеваться Виола, конечно, не станет, привлекая внимание всей улицы, но огромную меховую шапку с головы снимает, тянется, чтобы нахлобучить ту на голову Себастьяна, уши у которого скоро отвалятся, потому что достигли оттенка «больной синевы».

- Может, скинем вещи к этим русским и прогуляемся? - Самое время напомнить про обещанный поход в Хогсмид? Или подождать ещё немного. Так, нам вроде бы на ту улицу. Из прохода пара домов прямо, на первом повороте направо ещё немного вдоль улицы до трехэтажного дома с красной крышей. Только крышу из-под снега не видно.

Все же дом  оказывается тем самым, а хозяева - суетливыми. Комната - маленькой, но теплой.

- Как поужинаете, сходите на ярмарку. - Хлопочет Татьяна, вытаскивая из очага длинной кочергой глиняные горшочки.

- Сперва ещё за приезд надо выпить. - Басит Владимир - бородатый дядька в том же возрасте, что и отец Виолы. На разноцветную скатерть приземляется бутылка с чем-то прозрачным. Ричмонд нервно хмыкает и переводит взгляд на Дейли.

Хозяева суетятся: помимо предложенной Владимиром выпивки, появляются закуски и горячее, чему Виола даже рада. В поезде перекусить она не смогла: то Иван трещал, не затыкаясь, то Дейли свое лицо хмурил так, что у любого добропорядочного человека всякий аппетит бы пропал. Не обращать на них двоих внимания не получалось. Сопровождающий засыпал вопросами об Англии, размахивал руками перед носом, предлагал чай, которым не насытиться, а Себастьян…

  [indent] это Себастьян.

Рядом с ним Ричмонд не может вести себя нормально, реагировать адекватно. Давняя привычка никуда не делась, как бы ее не травили и не пытались засунуть поглубже в недры сознания. Рядом с ним все переворачивается с ног на голову, взрывается, и Виола себя перестает контролировать от слова совсем, выдавая наитупейшие, по ее скромному мнению, фразы, слишком громко смеясь с любой глупости, и все пытаясь прикоснуться.

Засевшая обида тоже никуда не делась, периодически затуманивая взгляд и заставляя поджимать губы. Куда проще было бы услышать от него «ты мне не нравишься», чем все эти годы жить с неопределенностью, навязанной долбанным Уоррингтоном.

В отличие от Дейли, Виолу сейчас мало волнует, где им двоим предстоит ночевать. От спинки купешного дивана ее спина будет рада любой твердой горизонтальной поверхности, даже если постелят прямо на полу. На все про все у них не больше четырех дней, а первый скоро подойдет к концу, учитывая, что холодное солнце больше не стучится в окно.

Пока Владимир обхаживает Себастьяна со своими призывами согреться весьма нетрадиционным способом, Ричмонд старается впихнуть в себя побольше еды, пока очередь не дошла до нее. Уж пить на голодный желудок не собирается, когда знает, что улетит с первой же рюмки. Но планы обрываются, когда подхваченный на вилку огурец оказывается дракклец каким соленым.

Не привыкшая к крепкому спиртному, Виола чуть не выплевывает выпитое в тарелку, краснеет, как переспелый помидор, задыхаясь, размахивает у себя перед лицом веером из пальцев в попытке вдохнуть поглубже.

Стоить отдать должное - после такого аперитива весь стыд и позор смывает теплой волной. Ричмонд неосознанно касается ладонью солнечного сплетения, ощущая, как внутри будто раскрывается цветок из огня. Ее пищеварение такому знакомству с местным алкоголем тоже радо: еда идет легко, даже вот эти странные огурцы и не менее странная капуста (как удалось выяснить у Татьяны) больше не кажутся противными.

Виола изредка косится на Дейли слегка затуманенным взглядом, невпопад отвечает собеседникам и громко смеется. Наверное, больше с того, какой причудливый акцент у этих русских. Смешной. Слегка грубоватый, особенно у Владимира. Будто не говорит, а мясо огромным топором разрубает.

- Какой красавчик! - Присвистывает Ричмонд, когда к о л л е г а появляется в обновках и с привычным выражением лица, которое теперь как никогда к месту. - Настоящий русский, эй, - пихает локтем и хохочет, - пора учить язык.

- Татьяна, а как будет красавчик на русском?

- Krasiviy. - Машет полотенцем хозяйка, выталкивая гостей за порог. - Веселитесь. Молодость быстротечна.

- Какая глубокая философия. - Все еще смеется Виола, когда дверь за ними захлопывается, поднимая вверх ворох снежинок, не успевших приземлиться в общий сугроб. Ричмонд не успевает сделать и пары шагов, как веселье скатывается с нее, оставляя невесомые раздумья. Обо всем и ни о чем. - Кто знает, почему так? - Будь она трезвее, то выдала бы пару-тройку вариантов, почему у супружеских пар нет детей, но думать об этом сейчас хочется в последнюю очередь, как и пытаться понять, почему это так интересует Дейли. - Ничего не думаю. Ни-че-го.

Сперва мир вокруг кажется одним большим размытым и ярким пятном, наполненным приятными звуками и запахами. Белым холстом, на который широкими мазками накидали красок. Если очень постараться, то можно заметить фигуры, грузные под тяжестью зимней одежды. У этих фигур довольные лица, словно не видавшие тревог за то, что волшебными мир может расколоться на части.

Удар. Шапка набекрень, а в ухе непривычно звенит. Виола озирается, непонимающе хлопает глазами, отряхивая с волос пургу.

- С ума сошел?! - Возмущенный тон сменяется хохотом, желанием упасть в сугроб лицом, зарыться, пряча красные щеки. Какой-то ребенок в ушастой шапке врезается в нее, спешно извиняясь, хотя Виола не уверена, что это не какие-нибудь ругательства. - А ну иди сюда. Сейчас мстить буду. - Мелкий сбегает, вероятно, приняв на свой счет ворчание на неизвестном ему языке. Ричмонд сгребает снег с ближайших перил, но снежок пролетает мимо Дейли, рассыпаясь на чьей-то спине.

Эта неравная борьба длится до тех пор, пока Виола не поднимает руки с криком «сдаюсь», потому что снег оказался не только за воротником, но и в сапогах.

- Надо бы погреться. Я видела вон там что-то наливает, а ещё знаешь, что хочу? - Заговорщицки бормочет Ричмонд, вытряхивая сапог на ближайшей скамейке. - Хочу сигареты попробовать. Так и быть, проигравший все покупает. Окей?

[indent]  [indent] so let me hold you tight
[indent] and share a killer, diller, chiller, thriller here tonight, - непривычно врывается в новую повседневность, когда одна улица сменяет другую. Так далеко от дома, в чужой стране, мягким голосом, усиленным заклинанием, что мурашки покрывают всю под слоями тяжелой одежды.

- Вы говорите по-английски? - Виола высыпает на прилавок монеты, которые так и не успела разглядеть. - Сигареты. Не очень крепкие. Понимаете?

- Понимать. - Тощий парнишка протягивает пачку с изображением какого-то существа, равнодушно поглядывая на обоих иностранцев. - Откуда приехали? Что-то есть? Обмен. Интересное. Договориться.

Виола машет головой. Вряд ли тому подойдет ее кружевное белье, если не извращенец какой-то.

- Ну, пока?

- Do svidaniya. - Фразочка из разговорника, купленного за пару сиклей в букинистическом, пусть Ричмонд и не ожидала, что будет хоть как-то взаимодействовать с таким количеством местных. В любом случае, лишним не будет - кто знает, что им ещё придется тут делать.

- Будешь? - На этот раз угощает она, протягивая Дейли пачку. - Можем ещё взять по глинтвейну, мне кажется, его вон там наливают. Или вернемся уже? Нам ещё надо как-то понять, где спать будем. Завтра утром придет этот Иван и все, и работа. - Тоскливо как-то. Лучше бы это были просто выходные, каникулы, чтобы ни о чем серьезном не думать, гулять до утра, или пока не отвалятся уши. - Слышал когда-нибудь о русской ban’ke? Интересно, есть такая у Владимира и Татьяны? Там очень жарко, моются там.

Отредактировано Viola Richmond (09.05.25 19:48)

- А ты думал. - Ричмонд одаривает тем самым взглядом «мог бы и догадаться», которым обычно награждают непутевых мужчин, что не умеют читать мысли своих женщин. Нет, ну неужели это так трудно? Из разряда «ну ты же идешь мимо магазина, просто возьми и купи шоколадку, даже если не идешь, все равно не приходи с пустыми руками».

Виола из разряда тех девиц, которые не понимают, почему мужчинам так сложно думать. Вот просто думать до того, как начинать делать. Если вообще доходит до «делать». Это все банальная лень. Вот ее отец такой же: сперва вляпается в неприятности, а потом приходится разгребать это всей семьей, включая Бастиана, которому тоже надо все объяснять на пальцах.

К счастью, Дейли никогда не страдал слабоумием, по крайней мере, в академическом плане. Потому за успех этой командировки можно особо не волноваться. Ну что, в самом деле, может пойти не так?

- Не хочу рано вставать. - Ноет Виола, утыкаясь покрасневшим носом в меховой воротник. Ей хватает ранних подъемов дома, когда приходится плестись с едва открытыми глазами в кухню, по дороге обязательно спотыкаясь о кошку, которая душнилой орет, что пора есть. Времени на душ уже не хватает. Маникюр и макияж - как только переступит порог кабинета, разложив тюбики от помад, туши и всякий волшебных средств между стопками бумаг, конвертов и прочей ерундистикой, которой заставляют заниматься, называя это работой. И только на выходных Ричмонд чувствует себя человеком: отстиранным и поглаженным подушками и одеялом.

Она и не зарекалась, что в поездке будет иначе, но крошечный огонек надежды пылал до тех пор, пока Дейли все не испортил.

- Мне вот интересно: это не любовь или страх ко всему новому? Ты даже не пробовал, а уже некаешь. Вдруг тебе понравится, и ты не захочешь уезжать. -  Ее «не хочу, не буду» против его «не хотелок», и вот даже не любопытно, как у этих волшебников тут все устроено? Ей интересно ровно до того момента, когда в ход идет слишком много алкоголя. И пусть уже дала слабину, смазав себе первый вечер на новом месте, но зареклась больше такого не делать.

Несмотря на все еще слегка поддатое состояние, Ричмонд умудряется находить то или тех, на ком можно зацепиться взглядом. Улочки медленно редеют, а голоса становятся приглушенными. В какой-то момент смолкает и музыка, но огоньки вокруг продолжают мерцать, подсвечивая падающие хлопья снега. Сказка, которой могло и не быть, если бы Виола не выбрала Министерство.

Впрочем, ей все равно некуда было идти: слишком плоха для торговли, слишком топорная фантазия для журналистики, наука - уж точно мимо, замужество - да кому она нужна такая.

У ее работы - свои плюсы и минусы. Настоящий момент - плюс, конечно же. Даже если ради него пришлось преодолеть длинный путь. Так-то она была бы рада очутиться там, где теплее, но не в самом пекле. Вместо чужого дома - номера в отеле. Но Министерство, в отличие от Гринготтса, любит экономить, подселяя сотрудников к местным - отдельная статья расходов, вечно попадающаяся на глаза, хотя Виоле привычнее иметь дело с тем, где поменьше всяких цифр. То, что перепадет Татьяне и Владимиру за приют чужеземцев - мелочи. Надо бы как-то отдельно поблагодарить, - размышляет Виола, когда облачко густого пара поднимается из стаканчика к замерзшему лицу.

- А чего жалеть? - Бубнит она, запихивая в рот вторую сигарету. - Еще пока никто не умер. - Смешок получается едким, но шутит Виола, как умеет, подстраиваясь под обстоятельства и мимикрируя, насколько возможно. Да, тут не Париж, и не Милан, вывеску маникюрного салона она так и не разглядела, но терпимо. - Какая-то все же цивилизация. Знаешь. Нас не выкинули где-то в Перу, в каких-то джунглях, не заставляют притворяться бедуинами и пробираться сквозь дюны. Тут холодно, слегка диковато, но скорее с непривычки. В этом месте есть особенный, - она щелкает пальцами, подбирая слова, кажется, куда еще банальнее, но для нее - не предел, - шарм? Изюминка? Ну ты понял. Если быстро все сделаем, то нас же отправят раньше домой? - Хотелось бы. Если отвалится ещё один ноготь, то Ричмонд начнет выть так, что придут охотники на вурдалаков и точно вобьют ей осиновый кол в сердце - все же не стоило настолько увлекаться здешней литературой, но это же Виола - ни границ, ни полумер.

Задумчиво-философское настроение Дейли передается и ей, но не настолько, чтобы погружаться в вопросы бытия, министерские заговоры и все то, в чем нужна железная логика. Себастьян прав, подразумевая эти зачем и почему, потому что логики в выборе кандидатов на доверенное им дело не так уж и много.

- Так решило руководство, я лично под диктовку оформляла все приказы и назначения. - Она стряхивает пепел в уже пустой стаканчик, туда же отправляется и не выкуренная половина сигареты. - Вопросов я не задавала. Как-то не до этого было. А почему ты не спросил? Или спросил? - Было бы ещё у кого спрашивать: верхушка не показывается, а все поручения опускаются сверху вниз, и пока доходят до этого низа, то некого тормошить, получается.

Если уж совсем поддаваться тревожности, выискивать собак и крайних, то Виола поставила бы на отца - любая министерская шавка в курсе, кто он, но не любая решится копать. И зря.

С другой стороны, верить, что девчонка унаследовала хотя бы часть отцовского интеллекта - смешно ведь. Да и в ликвидаторы подалась, чтобы унять чересчур завышенные амбиции, но не ради того, чтобы помогать разгадывать тайны волшебного мира.

Слишком много ожиданий. Пустых. Беспечных.

- Там была табличка. Деревянная. - В попытках вспомнить, с чего все началось, Ричмонд утыкается во все еще покачивающийся вагон поезда. Нет, слишком далеко, надо отмотать дальше. Но процесс запущен - ее укачивает, ведет куда-то в сторону, и ноги вовремя подкашиваются у самого края скамейки. - Мне нехорошо.

Естественная реакция организма на всевозможные триггеры вместе взятые - цветочки, которые решили, что сейчас самое время распуститься. Можно ли считать это удачной акклиматизацией - все еще спорно, но желудок опустошается быстрее, чем Виола успевает досчитать до пяти и глубоко вздохнуть.

- Оставила свой след, получается. - Усталая, вымученная улыбка - Ричмонд сама добивает себя, тратя остатки сил на магию, чтобы скрыть последствия. - Вон, вон та табличка.

Ей уже плевать, где мыться и где ночевать.

Так она думает ровно до того момента, когда снова оказывается в доме. Теплом от тлеющих в печке углей. Хозяев не видать - все двери в комнаты, кроме одной, закрыты.

- Ты не стесняйся, - кивает Ричмонд, выуживая из отдельной косметички зубную пасту и щетку, - буди так, чтобы даже мертвый встал, потому что на завтра я точно буду в похожем состоянии. Не инфернал, конечно, но близко. - Вот теперь самое время заткнуться с зубной щеткой во рту.