hogwarts // april 23, 1997 // megan x holden
nobody: ... |
Drink Butterbeer! |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Drink Butterbeer! » Great Hall » 23.04.97. i blame Mercury Retrograde
hogwarts // april 23, 1997 // megan x holden
nobody: ... |
В этот день весна пахнет сожалением. Солнце пробивается сквозь каменные стены на заднем дворе Хогвартса, переливается в воде, льющейся из фонтана, но, что удивительнее всего, нисколько не греет. Меган оглядывается по сторонам и, убеждаясь, что, кроме нее, здесь никого больше нет, опускается на самую дальнюю скамейку, скрытую от чужих глаз высокой статуей горгульи. Закидывает ногу на ногу, отчего ее туфелька чуть не слетает со ступни, и некоторое время роется в портфеле.
На сей раз Ровсток добавила к сушеной тентакуле немного дурманящих трав, которые успела собрать в албанском лесу, поэтому дым, тлеющий на конце тоненькой, словно дамский мундштук, самокрутки, источает терпкий, пряный аромат. Первый раз слизеринка заходится кашлем, но тот вскоре отступает и больше не возвращается.
Впервые за несколько дней Меган позволяет себе расслабиться. Не злиться, не скучать, не стискивать зубы и не отводить взгляд. Сложнее всего оказывается не смотреть. Не интересоваться, ожидая очередного предательства, а проходить мимо, делая вид, что чрезвычайно занята неотложными, куда более важными делами, что все, драккл поддери, нормально.
Мэг не собирается плакать. Кого еще ей винить? Она – глупая муха, попавшая в заранее расставленную паутину.
После того, как на уроке зельеварения Ровсток становится дурно, и приходится несколько дней давиться любезно предоставленным профессором Слагхорном зельем, ей бы бросить окурок на пол, растоптать яростно каблуком. Но вот парадокс, морочащая закваска сводила ее с ума в гораздо меньшей степени, чем это делает Мор, и теперь она отчаянно ищет любую замену этому безумию. Она испытывает эмоциональный голод, и ей требуется что-то посильнее, подейственнее терзаний, которыми она изводит себя каждую минуту.
Меган слегка потряхивает, голова становится легче, поэтому сфокусировать взгляд на ближайшей горгулье получается не сразу. Иногда она ловит себя на мысли, что хотела бы никогда не оказываться в том коридоре, не знать, не догадываться, оставаясь в счастливом неведении. Не задавать лишних вопросов.
Из горла вырывается короткий смешок. Это ведь не про нее, она выросла на сказках о прекрасных принцах и очаровательных принцессах, которых нужно все время спасать. Затем им на смену пришли нелепые женские романы с горячими злодеями и храбрыми (но не менее соблазнительными) героями, где на последних страницах непременно играли свадьбу, а любовь спасаламир.
Зажиматься по углам без единого слова о ней (разве что брошенного невзначай и впопыхах) Мэг совсем не подходит.
Тогда почему так болезненно ускоряется сердечный ритм и бросает в жар от одних лишь воспоминаний?
Черт. Вот черт.
Из арки, что ведет прямиком из замка, доносятся шаги, и застигнутая врасплох Ровсток тушит самокрутку о внутреннюю поверхность скамьи. Болтает ножкой. И кого импы притащили так не вовремя?
В воздухе все еще висит сладкий аромат трав. Ими же пахнут пальцы, зажимающие скрученный пергамент мгновением ранее.
Сумасбродная догадка ёкает в груди колко и болезненно, Меган вытягивает шею, чтобы разглядеть того, кто нарушил ее покой, надежда оборачивается стыдом, раскрашивая щеки розовым. Салазар, какая же она дура.
Блондинистая шевелюра Холдена Ледберри узнаваема настолько, что слизеринка не придумывает ничего оригинальнее, чем свернуться калачиком на лавке, подтянув к груди колени, как если бы это помогло ей стать менее заметной.
- А, Холден, привеееееет, - она давится смешком, немного разочарованная тем, что он ее все-таки обнаруживает, и выпрямляется, доставая из кармана недокуренную тентакулу. Поджигает ее пламенем, загоревшимся на кончике волшебной палочки, и, не моргая, пялится на однокурсника своими покрасневшими, зареванными глазами. – У тебя разве нет никаких важных дел? – интересуется Ровсток как бы невзначай, поднося к губам самокрутку. Появление Холдена радует: то ли потому что в башке у девчонки уже сплошная каша, то ли ей в самом деле мучительно не хватает постороннего присутствия.
– Будешь? – решая, что с нее, пожалуй, достаточно, если она не хочет остаток дня провести в невменяемом состоянии и не натворить глупостей, как вчера, когда устроила Вэйзи сцену прямо в общей гостиной, Меган протягивает скрученную тентакулу слизеринцу. – Не бойся, я сама делала, там все стащено из теплиц Спраут.
Она наклоняется, чтобы потуже затянуть слетающую туфлю, и плюхается со скамейки прямо Ледберри под ноги.
- Все нормально! – доносится снизу. Мэг откидывает волосы, которые в полете падают ей на лицо, за спину, и осторожно поднимается, не без труда балансируя на каблуках. – Немного голова закружилась.
Она нащупывает ладонями доски и, когда усаживается обратно, таращится перед собой, будто только что попала под Петрификус Тоталус.
Отредактировано Megan Rowstock (06.05.25 23:49)
Считается, что люди - существа разумные. Но кто-то явно просчитался, потому что, пока все стояли в очереди за мозгами, его сестра - Кора - придумывала сотню и одну причину, как свести свою семейку с ума. И если кто-то скажет, что для этого тоже нужны мозги, то нет, хорошие, для этого нужны лишь зачатки, никаких исключительных когнитивных процессов, эмпиризма, а процесс принятия решений сведен до такого минимума, что можно услышать стук на самом дне.
Опускаться настолько низко, чтобы послушать барахтанье сестры, сопровождаемое воплями «придумай хоть что-то», Холден не хотел. Хватало ее тревожных писем, что отправлялись после прочтения сразу же в камин. Все же «униженные и оскорбленные» лучше смотрятся на полке в его личной домашней библиотеке, чем в возможных сводках светских новостей, если все вылезет в неприглядную наружу.
Его собственная наружа не менее отвратительная, попахивает испорченным варевом из бурлящего котла. Холден принюхивается на всякий случай к себе, задирая манжет рубашки - нет, не от него. Всему виной вот это весеннее обострение у каждого второго. Вайб разврата в каждом темном углу, помеченном чьими-то вздохами и охами, признаниями в вечной, тьфу, любви, обещаниями, которым не суждено сбыться.
Он, конечно, не осуждает - какое вообще дело до чьей-то жизни, если собственная все еще подкидывает пасхальные подарки с тревожными звоночками о том, что великий дракклец не за горами. Кому расскажи - заржут, надрываясь.
Ледберри не смешно. Поводов для радости столько, что можно пересчитать по пальцам одной руки, если предварительно загнуть все, кроме среднего. Впрочем, устраивать панихиду в ближайшее время он тоже не намерен.
Его же намерениями - потратить ближайший час, слоняясь призраком выгоревшего и уставшего от жизни выпускника - выстлана дорога в ту часть замка, где в это время суток можно словить свое отражение в кристаллизированной, колючей тишине. И все бы ничего, но его песий нос улавливает [снова] непривычный запах.
Ледберри сдерживается, чтобы не расчихаться, трет нос костяшкой указательного пальца и морщится. Что-то подобное он не раз чуял у теплиц, когда стайка старшекурсников слеталась на медитационный променад.
Виновницу он находит почти сразу же, неодобрительно косясь на свернувшийся на скамейке клубок тревоги. И очень хочется пройти мимо, не цепляя ту, что может укусить, но, вероятно, проснувшаяся тяга к мазохизму побеждает.
- Мэгги. - Цокает Ледберри, невольно копируя интонацию, коей вознаграждают преподаватели провинившихся студентов. Снейп - не в счет. У того с интонациями вообще все плохо. - Воздух, конечно, бесплатный, но ты тоже не наглей, а.
Не имеет значения, чем та затягивается, какой дрянью травит свое существование, если хотя бы на какой-то миг может беззаботно смеяться. В этот же миг, длящийся не более секунды, Холден и сам преисполняется, неосознанно втягивая едкий дым в легкие.
- Может, и есть. Или нет. - Пожимает плечами, сутуло опускаясь рядом. Все его важные дела могут катиться гриндилоу под хвост, там и оставаться, пока не погорят все отведенные на них сроки. - Ну что за мелкая хулиганка… И давно таскаешь, Мэгги? Как это ещё Спраут не поставила замки на теплицы? Главное, из подсобки Снейпа не таскай, он ее все эти годы холит и лелеет, по ночам инвентаризацию проводит, чужие отпечатки ищет. Представляю, как подгорело, когда пришлось пустить Слагхорна. Весь сентябрь слышал этот зубной скрежет.
Ледберри не боится - принимает тепличный дар из рук той, что и глазом не моргнет, как окажешься под деревянной крышкой гроба. Не зря же говорят, что на том свете выспишься, а со сном у Холдена как раз натянутые отношения.
С другой стороны, баловаться всякой дрянью перед тем, как завалиться на репетицию - перспектива сомнительная. Холден слишком долго выезжал на том, чем наградила природа, но вчерашние малявки со своими ломаными голосами понемногу начали подтягиваться, составляя запоздалую малолетнюю конкуренцию.
- Как ты это делаешь? Подбираешь, в смысле. - Он приминает самодельный табак, спешно подкуривает и наконец сильно затягивается на вдохе. Горло саднит от первой тяжки, горечь на языке сменяется чем-то кисло-сладким. - И как быстро вставляет? Признаю. Вышло шикарно. Того гляди - галеоны начнешь грести. Нам, простым смертным, только это и остается. Мы - не Драко Малфои. Нас daddies так не балуют. - И это к лучшему, - убеждает себя Ледберри, потирая свободной рукой подбородок. Он, конечно, тот еще философ на полставки: с завышенным чсв продвигающий свою мудрость в народ, когда глубоко фиолетово, что об этом думают другие, и думают ли вообще, может, просто крутят пальцем у виска. Он бы на себя также реагировал.
Холден, в очередной раз затягиваясь, не сразу осознает, какого лешего Ровсток ищет под скамьей - в едком дыме ее темноволосая макушка маячит чем-то пушистым, к чему, по привычке, хочется наклониться и потрепать по загривку, приговаривая «кто тут хороший мальчик». Больше смахивает на конечную, когда самое время сойти на станцию и пересесть на другой поезд. Но Ледберри был бы не собой, если бы не выкурил все до талого, нервно потирая теперь места ожогов на пальцах от дотлевшей самокрутки.
- Ничего не чувствую. - Хрипит он, медленно поворачивая голову, чтобы уткнуться глазами в чужой профиль. В его задымленном сознании Меган все та же: в пограничном состоянии между кошенькой и «я выцарапаю тебе глаза, придурок». Только непривычно тихая.
- Эй, ты че? - Очередная попытка вытянуть руку, похлопать по плечу, хотя бы ткнуть в щуплый бок. - Зависла? Пить хочется. Горло дерет. Все озеро бы выпил и кальмаром закусил. А у меня этот… хор скоро. Хор, да. Петь. Опять. Зачем? Эй, - рука наконец нащупывает что-то угловатое [плечо, очевидно], после чего Ледберри принимается щелкать пальцами, призывая обратить на себя внимание, - Мэг, Мэ-э-эгги, ты здесь? Мы тебя теряем? - Слишком много звуков. Холден громко чихает, пряча нос в сгибе локтя. Слишком громко. Так, что в ушах теперь звенит.
Меган диву дается, что еще минуту назад пыталась спрятаться от Холдена и попросить его уйти. На крайний случай - промолчать, игнорировать до тех пор, пока у него не лопнет терпение. Ледберри не из тех, кому хочется открыться, так говорят все, кто ни черта не знает ни о нем, ни о ком-либо еще со змеиного факультета. Они упакованы в свой маленький мир, как в подарочную коробочку, и то, что скрыто внутри, со временем либо дорожает, либо безнадежно портится.
Ровсток нравится Холден. Со всеми веретенницами и ипопаточниками в башке, с насмешливой ухмылочкой и ледяным взглядом, вводящими в ступор на контрасте, заставляющими задуматься, поднапрячься. С ним можно быть собой и в то же время это совершенно противопоказано.
Мэг болтает ногами, боковым зрением улавливая движение по правую руку, и неестественно дергает плечом, как если бы на него только что приземлилась очухавшаяся после зимы бабочка. Впрочем, будь это действительно так, слизеринка бы уже оглушительно визжала и царапала Холдену физиономию, словно кошка, забравшаяся на ближайшее дерево.
- Уже два года, - ее беззаботный тон не вяжется с осунувшимся, сосредоточенным видом. Она будто только теперь замечает рядом с собой Ледберри и рассеянно натягивает на губы дежурную улыбку. Благо, МакГонагалл не обманула, и вчера, в самом конце урока трансфигурации, они вернулись в первоначальную форму. Сегодня Мэгги даже не удосуживается их накрасить и вообще выглядит бледнее обычного, почти по-детски без извечных стрелок и черного карандаша под глазами. – Спраут меня любит, я хорошо проявляю себя на ее занятиях. Иногда говорю, что пришла поизучать растения. Или позаботиться о них. Понимаешь, когда сам тяготеешь к чему-то, тебе кажется, что для остальных это тоже имеет первостепенную важность. А к тентакуле не так-то просто подобраться, чтобы проверить, не лишилась ли та парочки листиков, - Ровсток смешно чешет кончик носа и передает оставшуюся половину самокрутки слизеринцу под его пространные размышления о том, что грабить Снейпа – наихудшая затея из всевозможных. Честно говоря, Меган и не пыталась. Ни когда была мелкой, и ее страсть к зельеварению только-только набирала обороты, ни уж тем более теперь, когда личность декана и его далеко не гуманные методы наказания, ориентированные на психологическое воздействие, изучены его подопечными вдоль и поперек.
- Откуда ты знаешь про инвентаризацию? – впервые за этот день она смеется по-настоящему. Ее нервозность выдает лишь постоянное покачивание из стороны в сторону, и то, как она то и дело теребит растрепанные на ветру волосы, несколько раз почти задевая ими тлеющий кончик самодельной сигареты. – Ты… воровал у Снейпа? – в ее округлившихся глазах вспыхивает восхищение, которое, впрочем, сразу же гаснет, смываемое влажным стеклянным блеском. Тентакула немного притупила ее чувства, но ей все еще невыносимо грустно и также больно, как было утром. И как было вчера.
- Просто перебираю листья. Лучше брать молодые, они менее токсичны и не так сильно разрушают мозг, - Ровсток крутит пальцем у виска, про себя иронизируя, что если бы ее мозг не был разрушен, то она не оказалась бы в подобной ситуации и не храбрилась до последнего, гордо заявляя, что ни за что не разревется.
Надо ли уточнять, что после этих слов она плакала уже пять раз? Сначала прячась в туалете, а потом уже в открытую, уткнувшись в мечту доброй половины мужского населения Хогвартса – селинины коленки.
- Вообще-то уже должно было вставить, - признается Мэг, у которой, как и у Холдена, прихода нет ни в одном глазу. Разве что реакция на некоторые вещи странная, граничащая с истерией, но утверждать на сто процентов, что она является следствием употребления сомнительных веществ, слизеринка не берется. – Ты только не злись, - осторожно, словно прощупывая под ногами почву, продолжает она свой лепет. – Я сегодня туда еще кое-что добавила, - очередная пауза. – Не волнуйся, эти травы безвредны! Но, возможно, они каким-то образом нейтрализовали антенницу… У меня только голова кружится, у тебя разве нет? Сколько пальцев показываю? – Ровсток машет перед Ледберри ладонью и, убеждаясь, что с рефлексами и зрением у однокурсника все в полном порядке, плюхает ее обратно поверх юбки.
- Ты никогда не мечтал жить в замке? Как принцесса? – она на всякий случай отодвигается подальше и, признавая поражение, поднимает руки вверх. – Я бы хотела. Только представь, ты просыпаешься на широкой кровати, по обе стороны от тебя – чистокровные красотки, а возле изголовья уже топчется домовик с подносом, на котором выложена отборная дрянь. «Изволите отлететь, сэр?»
Смех девчонки обрывается слишком резко, словно кто-то направляет на нее волшебную палочку и выпаливает чары немоты. Фонтан расплывается перед взором, вода журчит тихо, как белый шум – нет ничего, что выкосило бы Меган, лишило бы ее равновесия. Она открывает рот и замирает, не шевелится. Ее внимание тонет в драккловом фонтане. Ее мысли ускользают от нее, подобно скопившемуся в нем илу.
Холден что-то отвечает ей, склоняется ближе, Мэг отрешенно наблюдает за тем, как его руки бабочками порхают у ее лица. Снова эти мерзкие насекомые. Она боится их до жути.
Громкий звук выбрасывает ее из коматозного омута, Ровсток подпрыгивает на месте, едва не заезжая слизеринцу локтем по носу, и вскрикивает, будто ее окатывает ледяной волной. Так просыпаются после кошмара, мучившего всю ночь. Мэгги же хватает минуты, чтобы погрузиться в него и почувствовать самое дно.
- Прости, что? Аааа, - упоминание хора отзывается тягостным вздохом, что-то внутри до сих пор тянется к этим бессмысленным занятиям, но не находит достаточно причин для возвращения. – Давай наколдую воды.
Она проглатывает порыв спросить, поинтересоваться, как теперь обстоят дела в группе, потому что опасается, что Холден посчитает ее слабачкой, не способной смириться с тем, что упущенного уже не вернуть. С другой стороны, у нее ведь хорошо получается, ей с самого детства пророчат всеобщее признание, она и теперь нередко поет, правда, всегда за закрытыми дверями. Но ее особенность даже не в этом. Мэгги универсальна, диапазон ее голоса колеблется от глубокого альта до звонкого меццо-сопрано, чем в принципе мало кто может похвастаться.
- Как считаешь, Флитвик возьмет меня назад? – неожиданно для самой себя спрашивает она Холдена, и смотрит доверительно, почти умоляюще, словно достаточно будет сладкой лжи.
Холден порой забывает, насколько уникальные личности его окружают. Взять вот Ровсток [желательно аккуратно, чтобы не оглушила визгом и не шлепнула своей ладошкой по его бритой щеке] - как в ней только умещается эта тяга к саморазрушению и созиданию, одному только Мерлину известно. Вряд ли догадывается, что сама из себя представляет, какую угрозу несет неугодным, словно валькирия, разрубая лезвием идеально заточенного клинка - своими блестящими разноцветными глазами. Обвешивается табличками «близко не подходи», но при этом вся ее аура, сотканная из парфюма, привычно-бунтарского макияжа и вельветового голоса, говорит об обратном.
Холден редко когда ее покой нарушает. Предпочитает занимать позицию, докуда ее заостренные ноготки не дотянутся, если наружу вылезет неудачная шутка. А шуток у него таких хоть отбавляй. Только вчера чудом не получил по лицу от ее подруженции - Мур.
Между собой такие непохожие - Меган ему импонирует больше. В случае тотального пи… апокалипсиса, в бункер он бы с собой взял Ровсток. Судя из только что услышанного, та приспособиться может ко всему, да и выгоду извлечет, если захочет.
- Два года?! - Прыскает и качает головой Ледберри. Пока Мэг обдирала цветочки в теплицах и занималась научными экспериментами, чем страдал он сам? Парочка вдребезги взорванных манекенов не в счет, как и сольная партия в хоре. - Вот сейчас я зауважал тебя ещё больше.
Он снова смотрит на нее, но иначе. Все еще не может поверить в услышанное. Проворная и умная мелкая, и он - собака сутулая, которая максимум, что протирала штаны за картишками с Викрамом, да толкала бутылки, пока Уоррингтон был в Хоге. Небось ещё успела с десяток мужских сердечек разбить /или съесть их за ужином, запивая Romanee-Conti 1945 года/, он - по одному неудавшемуся свиданию с тремя девчонками с разных факультетов, и ни одной слизеринки, спасибо Моргане.
Возможно, все эти сравнения - глупость, но и Холден так-то не рейвенкловец.
- Было. На пятом курсе. - Нехотя признается он, потирая кончик носа. - Один рейвенкловский болван посоветовал впечатлить француженку жемчужной пылью, которую добавляют в Амортенцию; другой болван повелся, не придумал ничего умнее, чем одолжить у декана, естественно, не спросив. Спустя пару дней наш Шерлок приволок меня за шкирку в подсобку и заставил протирать все склянки. Моей же рубашкой.
Не та история, которую следует пересказывать потомкам. И Ледберри надеется, что долго не задержится в памяти Ровсток. Все равно, что матушка станет показывать его детские колдографии какой-нибудь девице, которую он притащит домой на ужин. После такого позора и обливиэйта не жалко.
- Почему я должен злиться? - Если Мэг слишком прошарена во всем этом, то он ни драккла из ее слов не понимает. Его оценка за зельеварение - лишь следствие зазубренного материала, доведенных до автомата движений. С Травологией - ещё хуже. Не быть ему зельеваром и не выращивать в оранжереях цветочки, ворча на тех, кто захочет потрогать аконит с белладонной. А все потому, что магловский Санта не приносил на Рождество котелки да горшки с жующей капустой. Вместо них - угольки, как самому отвратному ребенку в семействе.
Вот и вырос он слегка отбитым. Ищущим, на кого напороться, да какую дурь из всевозможной дури выбрать. Вот и сидит с Ровсток, потягивая дурманящий дым, будто жить перехотелось. На ее манипуляции плечами пожимает, мол, все шикарно, разве что горло дерет, а с головой и без курева одни только проблемы с тех пор, как отец заставляет в легилименцию играться. Так-то второй год пошел, а результаты плачевные.
Будь иначе, то давно уже покопался в головушке Меган, выискивая причины столь упаднического настроения. Не то, чтобы ему было не все равно, но мало ли - дело не в этих девчачьих сдвигах, и если не в них, то он бы смог хоть как-то помочь? И надо ли это ему? За пять таких самокруток набить какому-то кретину рожу. Потом набьют рожу ему, и так по кругу - бессмысленный цикл насилия среди разумных существ, что додумались создать водородную бомбу и слетать в космос.
Чем больше Холден зацикливается на этом, тем хуже понимает, что говорит Ровсток. Что ее голос засел в его голове вспышками звуков и красок, размытыми образами, напоминающими результат легилименции, только без заклинания и волшебной палочки. Вместо ответа - мычит, трясет головой так, что на влажный лоб падают непослушные пряди, которые он тщательно каждое утро старается зачесывать назад. Ему кажется, что любая попытка сейчас встать обернется провалом. Не уверен, а проверять как-то не хочется.
Теперь говорит он, собственными словами обжигаясь; отмахиваясь от надоедливой пчелы, что жужжит над ухом, перебивает; восхищаясь тем, как рассыпаются звуки, в мыльные пузыри превращаясь.
Снова чихает.
- Знаешь, М э г г и, - протягивает он, лопая пальцем воображаемые пузырьки со всевозможными звуками; те лопаются звонко, обдавая прохладой со стороны фонтана - то, что нужно, - никто до сих пор не переплюнул тебя. Ты и я - лучшие из тех, кто когда-либо был в хоре. - Ни разу не бахвальство, сухие факты - знает точно. - Придешь, построишь кошачьи гла… апхчи, - нос чешется ещё больше, как чешется мысль, что все это время ускользает от него, - прости. Глаза милые сделаешь. - Холден чихает снова, на этот раз громче, тянется за носовым платком в карман, как и у всех причастных к элите - золотыми нитками вышитому. - Алле… АПЧХИ!
Ледберри порывается встать, на ватных ногах, заплетающихся, хоть как-то дойти до фонтана. Его прибило. Вставило. Да так, что скользит по плитке, словно на льду - неумело, коряво, спотыкается, чуть не падая в воду лицом.
- Сейчас, - машет указательным пальцем, оборачиваясь, - рыбки.
Те смотрят на него своими пустыми глазами, рты открывают. Холден их тревожить не хочет, зачерпывает воду ладонями у самого края, чтобы умыться. Теперь от него точно псиной мокрой несет - шерсть свою приглаживает, ловя ртом капли, облизывается.
- Ну, знаешь, Ровсток… вон та рыба сказала, что ты - русалка. Трепло она? Или искупаешься?
И, правда, целых два года. Продолжительность жизни крысы, если подумать: вот она рождается, крепнет, производит на свет еще целый выводок крысят с лысыми хвостами и круглыми блестящими глазками, а затем умирает. Крысы больше нет, а Меган все еще таскает из теплицы своей учительницы опасные для жизни травы.
- Здесь нечем гордиться, - слизеринка запрокидывает голову так, что шея напрягается, и смотрит в лазурное небо, которое пересекает крупная хищная птица, вылетевшая из Запретного леса.
Впрочем, крыса могла бы погибнуть и раньше, если бы чьи-то когти вцепились в серую шкуру, а загнутый клюв растерзал крохотное мохнатое тельце.
- Я не стыжусь того, что делала и делаю, но, - Мэг переводит блуждающий взгляд на Ледберри. Ее улыбка выходит натянутой и неестественной, словно девчонка перепутала эмоции, и, вместо всепоглощающей тоски, выбрала совсем не подходящее к ситуации веселье. – Здесь нечем гордиться, - снова повторяет она, постукивая ногтями по поверхности скамьи.
- Звучит романтично, - Ровсток упирается подбородком в раскрытые ладони, а локтями – в колени, и задумчиво сопит, будто отгоняет от себя навязчивую мысль. – Вы еще общаетесь? Или он уже выпустился? У него есть девушка? А, вообще, забудь.
И чему она обрадовалась? Вот если бы у Холдена в портфеле завалялась шоколадка…
«Потому что мои поступки часто вызывают агрессию у…других», - собирается ответить Меган, но, посчитав, что и без того слишком уж разоткровенничалась, падает лбом в обтянутые плотными колготками ноги.
- Если не злишься и понравится, я сделаю для тебя еще, - ее голос звучит неразборчиво до тех пор, пока она не выпрямляет спину, а когда вытягивается, подобно виолончельной струне, то становится не до слов, поскольку весь мир мчится на нее, как сошедшая с горы лавина.
- Огоооо, - слизеринка издает сдавленный писк, машет руками, ногтями задевая лицо однокурсника, которое оказывается от нее слишком близко. Совсем что ли обалдел?! – А, ой, - Холден отдаляется, и Ровсток еще какое-то время бездумно промаргивается, чтобы отогнать нахлынувшее наваждение.
- Ты чего? – слизеринец чихает, не переставая, этот звук страшно веселит поплывшую Меган, у которой перед глазами то двоится, то, напротив, становится таким четким, будто ей на нос нацепили очки с толстенными стеклами, хотя, вообще-то на зрение она никогда не жаловалась. – Да не дергайся ты, - раза с третьего она ловит щеки Холдена и сжимает их, как одному из резиновых пупсов, которые были у нее в детстве, с той лишь разницей, что, вместо розовых бантов, на голове мальчишки остается новомодная в текущем сезоне стрижка.
- По-моему, ты прав, последнее время в хор берут кого попало, - Ровсток капризно надувает губы и бесконтрольно кивает, убеждая, скорее, себя, нежели своего собеседника в том, что очешуительнее их голосов еще попробуй сыщи. Гордыня, конечно, страшный грех, но далеко не самый порицаемый в волшебном сообществе. – Сказывается нехватка кадров или методы Филча давно устарели и пора ему сосредоточиться на обучении Заклинаниям. Хооооолдииииии, - она пародирует его обращение, совершенно не прислушиваясь к инстинкту самосохранения, поскольку еще на первом курсе Ледберри четко дал понять, что никакого «Холди» в этой школе нет и никогда не появится. Мэг хихикает и помогает однокурснику долопать нечто невидимое, на чем тот сосредотачивает все свое внимание. – Ты мне вот что скажи, - заканчивая с этой крайне ответственной задачей, она принимается пересчитывать на руках пальцы - вдруг оттяпали мыльные мерзавцы! – Жабульки, они все еще там? Эй, ты куда собрался? Жабулек там нет!
Но, похоже, Холден отправляется к фонтану совсем не за ними.
«Точно, он же говорил, что хочет пить», - Ровсток наблюдает за слизеринцем, склонившись под опасным углом – еще чуть-чуть и снова шлепнется на землю – а затем медленной, удивительно грациозной для ее состояния походкой, отправляется следом.
- Серьезно? Так и сказала? – Меган хлопает пушистыми ресницами, и разноцветные глаза под ними блестят недоверием. – Врешь ты все!
Она пихает Ледберри локтем в бок и опускает голову прямо в сверкающую на апрельском солнце воду. Не успевает задержать дыхание, и дракклецки ледяная вода попадает в легкие, затекает в уши, струи колючими иголками впиваются в тонкую кожу, а черные, как выпущенные из ведра гадюки, локоны расползаются по поверхности и отпугивают мельтешащих по дну зачарованных рыб.
Ровсток резко отталкивается, с шумом выдыхает и удушливо кашляет, рукавом вытирая выступившие слезы. Она расцарапывает запястья о торчащие из монумента камни, но боли совсем не чувствует.
Мэг поднимает торжествующий взгляд и бросает его Ледберри, как выгрызенный с боем кубок Чемпионата мира по квиддичу.
- Неееет, Холден, она сказала кое-что совсем другоооое, - Мэгги выжимает мокрые волосы, заплетает их в широкую, тугую косу и тычет малюсеньким кулачком слизеринцу в грудь. – Я теперь все-все-все про тебя знаю.
Не уточняя, какие именно тайны мироздания и противоречивой личности Холдена ей стали известны, Ровсток разворачивается на каблуках, и, едва удерживая равновесие, отправляется в сторону замка. Ее руки скрещены за спиной, а шаги – медленные и размеренные. Она оборачивается к Ледберри через плечо и загадочно ухмыляется.
И чего она так расклеилась? Подумаешь, с парнем поссорилась, подумаешь, они в кнат ее не ставит, так ведь и она не в Северном море под Азкабаном себя нашла. Еще будет умолять ее вернуться, а она такая тряхнет гривой, нос задерет и проплывет мимо, как… как… как там Холден ее назвал? Русалкой? Что это, если не мудрость, дарованная рыбами?
Она вернется к занятиям музыкой, вспомнит, каково это – обличать эмоции в чистый звук, тягучий, словно поцелуй дементора, или же, напротив, меткий и отчетливый, как удар по дых. Ровсток голосом перебирает октавы, одну за другой, все выше и выше, и затем хватает Холдена под локоть и тащит в замок.
- Пойдем, покажем им, как надо петь, - возможно, впоследствии она еще пожалеет об этом. Возможно, переменит свое мнение, и снова будет прятаться в туалетной кабинке от любопытствующих глаз. Но упускать свой единственный шанс она не намерена.
Вдруг это и есть тот самый толчок, о котором пишут в любовных романах, и именно с сегодняшнего дня начнется ее прославленный личностный рост?
- И да здравствуют первородные мужские инстинкты!
Отредактировано Megan Rowstock (11.05.25 19:40)
Пока Ровсток отчаянно шкрябает зачатки или остатки своей совести (или как ещё объяснить ее слова?), размытые силуэты отца и деда цепляются за рукава, воротник, смыкаются ледяными пальцами на шее.
Эти двое - черти, пока ещё живые души без души, их чрезмерное самомнение стекает по ним черной слизью, острые зубы готовы вцепиться в запястья наручниками, приучить к известному только им порядку.
Они бы гордились. Любым методам. Любой извращенной инициативой. Они были бы рады осознанию, что эти годы тяжкого воспитания не прошли даром.
Холдену не стыдно за свои слова, даже если Меган не считает свои вылазки каким-то особым достижением. В любом случае, она во сто крат круче всех тех, кто забился в свои норы и не показывают головы, рассчитывая выползти из Хогвартса незамеченными, неприметными, чтобы и дальше влачить свое жалкое существование с полным отсутствием амбиций и мотивации выжить в мире взрослых, где ставки слишком высоки, и не всем удается пробиться лишь благодаря красивым глазам.
Холден отгоняет черные силуэты руками, а те рассыпаются роем мух, жужжат все то, что он слышит каждый раз по возвращению домой.
- А ты чего? - Непонимающе поджимает губы Ледберри, все еще ловя отходняк от нежелательного прихода с родичами. Чего хуже - начинает пощипывать глаза; о да, это чувство ему знакомо. Что там Ровсток добавила из травок? И почему ее горячие ладошки пытаются раздавить ему череп? - Толстые? Думаешь, бабуля откормила за каникулы? Клянусь Мерлином, у меня была пивная диета. От пива толстеют? - Холден приподнимает рубашку, проверяя живот. Тот все еще на месте. Не такой пивной, как у работяг в придорожных тавернах. Можно даже проглядывающиеся кубики посчитать, если сфокусироваться.
На очередной волне Ледберри ловит галлюцинацию под названием «жабулька Холди», морщась от отвращения к невидимому существу, у которого вместо «ква» голосом Флитвика «ещё две репетиции до позора», «партитура», «на восемь - тот же темп», «фальшиво».
Жабульку не помешает препарировать, чтобы больше такие приколы не выдавала. Но стоит Холдену сделать шаг в ее сторону, как задорно упрыгивает, на прощание многозначительно подмигивая.
- Срань какая. - Шипит он тихо.
Ровсток, судя по цоканью каблуков, приближается. Не будь его нос забит аллергическим насморком, то дюймов за сто бы узнал по парфюму.
- Не вру. - Обижается, тыкая пальцем в самую жирную рыбешину. - Это эти. Японский карп. Вот, видишь? Че уставилась, как Джульетта на Ромео? Не буду с тобой целоваться.
Шлепок.
Карпы разбегаются. Теряются в текстурах мраморной скульптуры, пока Меган плескается.
Хорошо, что ведьмы не тонут. - Зачем-то проносится тупой мыслью, разрезая сознание. - И не горят. - Проверять это, конечно, не будет.
- Что? Я честно не дарил тебе валентинку на третьем курсе. - Морщится, пытаясь вспомнить. - Или дарил? Не, то было на втором.
- Фиговый малолетний романтик. - Снова эта назойливая рыба - хвостом виляет, слишком много внимания на себя забирает, пока Меган копошится с волосами.
Знает она… говорит, что знает. А знать то что? У него своих личных секретов столько, что по карманам разбрасать, как монеты, можно.
Разве что легилименция, но и тут неудачно. Никто не поверит. Никто не проверит. Ничего не получается. За исключением разьяренного отца: рожа красная, фурией сопит на него. Где-то просчитался. Но где?
- Сама ты дура. - Больше терпеть эту полоумную рыбу он не намерен. - Впрочем, Меган тоже решается покинуть место преступления, виляя хвостом, словно умудрилась полакомиться собратом говорливого карпа.
- Кому покажем? - Ровсток та ещё выдумщица, и идти на поводу ее фантазии - заведомо присматривать место на кладбище, если все пойдет не по плану, а с планированием она, не факт, что вообще разговаривает на одном языке. Вот с гадюками какими с их факультета - да. Наверняка.
То, что на самом деле засело в голове Меган, в Холденовской никак не желает укладываться, формироваться, и вообще - мысли у него перекосило так, что теперь походят на комок кошачьей черной шерсти, который только что вытошнили ему под ноги.
Являться в таком виде к Флитвику - моветон, с какой стороны не сунься. И только очутившись под дверью репетиционного класса, Ледберри замечает, насколько влажными стали ладони. Благо, что Мэг все еще болтается на его локте весьма посильной ношей.
- Мои инстинкты подсказывают… - Пока эти самые инстинкты не закончили свой монолог, Холден резко дёргает дверь на себя, впуская в коридор столько света из витражных окон напротив, что хочется прикинуться вампиром и заскулить от боли.
Дальнейшее он воспринимает в замедленной съемке: вот эти косые взгляды стоящих на ступеньках нахохленных сурков, фальшивая нота клавишных, на которой замолкает весь оркестр. Профессор Флитвик с повисшей в воздухе дирижерской палочкой.
- Партитуру забыл. - Шмыгает носом Ледберри, отцепляя от себя Ровсток и подталкивая к трибуне профессора, словно волхва на поклон Богородице. Только волхв какой-то промокший.
Полнейший Double Trouble < единственная композиция в репертуаре хора, которая поистине доставляет удовольствие >.
А потому Холден, вытерев ладони о, благо, сухие после променада брюки, решает, что пора бы разрядить обстановку.
Double, double, toil and trouble;
Fire burn and cauldron bubble.
Не поет. Скорее издевается, подмигивая ребятам из оркестра, что спать они будут ночью, а сейчас самое время немного поработать руками и губами.
- Ой, ну прекрати красоваться! – Ровсток машет руками, чтобы убить сразу двух зайцев: удержаться на скамейке да заодно отмахнуться от однокурсника, который печется о своей внешней составляющей до абсурда - даже она настолько не одержима вопросами красоты, хоть и девочка. В некотором смысле Мэг испытывает жалость к его соседям по комнате – это сколько же времени они вынуждены проводить в томительном ожидании, пока Ледберри насмотрится в зеркало! – Нормальные щеки, у жабулек больше, - слизеринка возводит очи к небу, пересчитывает облака, но сбивается почти сразу, надувая губы и недовольно шмыгая носом. – Оооооооо, - и стоит Холдену поднять рубашку, чтобы удостовериться не только в собственной привлекательности, но и в неплохой физической форме, как Меган ловит себя на мысли, что либо упомянутая бабуля недостаточно старалась, либо ее внук изрядно хитрил, когда она пичкала его свежеиспеченными пирожками. Ну, в любом случае, прелесть.
- Пирожков бы сейчас, - мечтательно протягивает Мэгги, отводя наконец взгляд от обнаженного пресса слизеринца. – А пиво… ну если сливочное, то уж точно. Чего у Розмерты не спросили? – она снова вспоминает вчерашний урок трансфигурации, где Холден на пару с Пейджем рассуждали о том, как бы эффектнее захомутать известную на весь Хогсмид пышную красотку. Что ж, получается, мальчишки банально бахвалились, а на деле зассали бы подкатить к взрослой женщине даже с вопросом о пиве? Вот все они одинаковые! Абсолютно все!
- Как кто? Почему не будешь? Веди себя достойно, Холден, ты же джентльмен, - Ровсток хмурится, цокает языком, ловит одну из красно-белых рыб, проскальзывающих мимо по водной глади. – А вдруг это принц? Ну-ка, подержи его, - она всучивает карпа в мокрые после окунания в фонтан ладони Ледберри и чмокает скользкие рыбьи губы. Даже веки прикрывает для лучшего результата.
Карп, разумеется, остается карпом, сколько бы Мэг ни вглядывалась в очертания его бессмысленно шевелящей ртом морды, зато открытые его сородичами таинства заметно поднимают настроение.
- Что? Так это ты был? – слизеринка вся подбирается и кокетливо бьет Холдена кулаком в плечо. Простой и неловкий жест – это все, что она теперь может, хотя, тогда, в далекие двенадцать лет, загадочная валентинка так сильно ее обрадовала, что она не спала потом всю ночь и мешала уснуть Селине, то и дело раздвигая полог ее кровати, чтобы громким, восторженным шепотом перечислить все более фантастические варианты. Сейчас, сквозь пелену размякшего разума, Ровсток приходит к выводу, что самым невероятным из них была как раз версия с недоступным и отстраненным Ледберри. Он ведь многим нравился и нравится до сих пор – Меган, едва ли заметная возле тлеющего камина со своими ветхими зельеварческими книжками, часто становилась свидетельницей секретничающих между собой слизеринок, и имя Холдена не раз и даже не два фигурировало в их сплетнях.
- Ну не рыбам же! – нет никакой охоты мериться с ними талантом, в конце концов, они же, блин, немые, с ними и соревноваться-то неказисто.
Если бы не чудодейственная тентакула, стимулирующая граничащую с отбитостью смелость, Мэгги ни за что бы здесь не оказалась. Знакомая тяжелая дверь, резная ручка, на которую такой щуплой неженке, как она, нужно налечь, чтобы открыть, побуждают Ровсток замереть на месте, застопорив заодно и Холдена, на чьем локте она так и висит. С каждый шагом ноги становятся легче и бесконтрольнее, а однокурсник – какая-никакая, но опора.
Ледберри ожидаемо оказывается смелее, он врывается в репетиционный класс, подобно вихрю, урагану, не предсказанному синоптиками по колдорадио, и все находящиеся в аудитории резко замолкают, смазываются перед поплывшим от яркого света взором.
Мэг понимает одно. Они с Холденом безнадежно опоздали.
- Здрасьте, профессор, - заплетающимся языком лепечет слизеринка и на носочках пробирается к помосту, за которым едва виднеется темная макушка рейвенкловского декана, чтобы, как ранее выразился ее не менее блистательный спутник, «состроить кошачьи глазки».
Она встряхивает сырыми волосами, распространяя вокруг себя ореол мелких брызг, и изображает смутный аналог книксена, словно Флитвик за все то время, что она отсутствовала на занятиях, стал для нее, как минимум, персоной королевской крови.
- Могу я вернуться? – она звучит растерянно и глазами ищет предателя Ледберри, который под нелепым предлогом поиска партитуры бросил ее на растерзание и позор. В какой-то момент Меган борется с неукротимым желанием погладить учителя по крохотной голове, благо, вовремя спохватывается и одергивает руку. Ей все еще чудится всякий вздор, хотя, единственное, что ей в самом деле хочется лицезреть – это жабки, которые сегодня варварски заперты в террариумах.
- Мисс Ровсток, мистер Ледберри, прошу вас, пройдите на подиум, вы задерживаете всех, - ворчит Флитвик, чьему терпению всегда можно было только позавидовать. Мэгги же не придает значения недовольному тону, поскольку расценивает его замечание, как положительный ответ на свой собственный вопрос.
Она может вернуться. Она снова будет петь.
Холден нарушает возникшую с их приходом тишину, которая словно трещит и осыпается мелкой стеклянной крошкой под звучную и приевшуюся еще со второго курса «Double Trouble». У слизеринца и вправду потрясающий голос: бархатный, обволакивающий ноты в ярких аккордах, от минора до финального крещендо. Мэг улыбается, хихикает, как дурная, с занесенной на помост ногой, и буквально проталкивает однокурсника в самый центр верхнего ряда. Сама забирается следом, едва не наворачиваясь на пошатывающейся ступеньке, и деловито сдувает со лба упавшую на него мокрую прядь.
Оказывается, пока она прогуливала репетиции, остальные участники хора начали изучать новую, неизвестную Меган композицию.
- Фигня, щас быстро подхвачу, - каким конкретно образом она планирует это сделать, остается загадкой, ведь даже простые слова даются обдолбанной девчонке с превеликим трудом, а язык ощущается во рту огромной разбухшей гусеницей.
Ровсток заглядывает Холдену через плечо, вытягивая шею и щуря покрасневшие от дыма глаза, чтобы разобрать ноты и текст в партитуре, которую тому удается-таки достать из неприкосновенного флитвиковского шкафа.
Первое время она без труда подстраивает вокал под общий, нарастающий гвалт звуков, окружающих ее со всех сторон, только слова мелкими жучками расползаются по нотной тетради, и никак не удается поймать их блуждающим, плывущим взглядом.
И тогда Мэгги замахивается на них раскрытой ладонью, словно собирается отвесить оплеуху, и с силой лупит по ветхой бумаге, выбивая партитуру из расслабленных рук Ледберри. Острый угол нотной тетради впивается в голову черноволосому мальчишке с курсов помладше – имени его слизеринка не знает, а затем та с грохотом падает на пол, теряясь между рядами.
Пение обрывается, снова погружая просторное, наполненное пыльным светом помещение в жужжащую тишину. Ровсток замирает тоже, блаженно созерцая, как мимо проплывают солнечные лучи, как шуршат мантии, как по правую сторону неровно дышит ее блондинистый соучастник.
Она смеется так заливисто, что едва не сгибается пополам. Из разноцветных глаз брызжут слезы, и никак не остановиться, не успокоиться, ведь это так нелепо – уронить ноты, которые не знаешь.
- Как… - она задыхается безудержным хохотом. – Как мы теперь будем петь? Импровизировать? – Мэг вытирает рукавом намокшее, соленое лицо. – А ну дай сюда, - выхватывает партитуру у соседки с тоненькими белыми косичками и принимается листать, будто одержимая, наслаждаясь шелестом страниц.
- Мисс Ровсток! – писк преподавателя Заклинаний привлекает ее расфокусированное внимание.
- Ты это слышишь? – шепчет она на ухо Холдену и поднимает вверх указательный палец. – Кто-то снаружи зовет меня. Может, это Мор одумался?
Все мальчики - придурки, а все девочки - умницы, - гласит народная мудрость, передаваемая испокон веков, очевидно, этими самыми девочками, и ведь никто не обвиняет их в предвзятости.
Холден, в силу своего юношеского максимализма, какое-то время пытался с этим бороться, доказывая сестре, что никакой он не придурок и с придурками не тусуется, что все его друзья - высокоинтеллектуальные джентльмены, изредка совершающие глупости лишь по той причине, что девочкам это нравится, что мода на сыночек-корзиночек и принцев из сказок давно прошла, и куда больше их привлекают всякие злодеи, пираты и разбойники с большой дороги - побитые жизнью или каким гоповатым хамлом за теплицами.
Ледберри в своих теориях не ошибся. Из всех окружающих Кору придурков, та выбрала самого придурошного. Ещё и залетела от него. Ну просто бинго в квадрате.
Холден - джентльмен. Он с рыбами не целуется. Ещё подадут на него в свой рыбий суд за домогательства - жизнь к такому его явно не готовила, да и лишнего золота нанимать адвоката так-то не водится. Он почему-то уверен, что на завтра этих карпов вообще там - в фонтане - не будет.
Зато Флитвик никуда не денется. За последние пару лет пережил столько, что птср для него просто цветочки - легко отделался к слову. С нынешними старшекурсниками никакие темные маги страшны не будут. Так, легкая забава, в сравнение с кретинами, из которых в срочном порядке надо слепить адекватных людей, чтобы, когда их выбросит во взрослый мир, не пришлось краснеть.
Будь Ледберри сейчас хоть немного больше в адеквате, то обязательно бы посочувствовал профессору. Но вместо этого лишь хлопает длинными ресницами, подражая Ровсток. Мимикрируя до такой степени, что у самого глаза превращаются в блюдца с котятами - он такие точно видел, в комнате для пыток, под убаюкивающий голос чиновницы, снизошедшей до простых смертных, чтобы научить порядку, превратив школу во второй Азкабан.
Помнится, он как-то даже поспорил, что одну такую тарелочку выкрадет, но взламывающие замок пятикурсники его обогнали и тут. Ни тарелочки. Ни пытки с применением последних министерских технологий. Ни заработанного на пустом месте золотишка - жизнь бьет гаечным ключом по хребту без предупреждения.
Холден тем временем смотрит на Меган. На нее же, выпучив глаза, таращатся застывшие участники хора. Меган - на Флитвика. Как большая кошка на карпа. Ещё и мокрая кошка.
- Маленькая. - Шипит Ледберри, прикрывая губы ладонью. - Маленькая кошка нужна. - Поздновато так-то в наставления пускаться, когда один объект уже оказывает физическое и психическое давление на другого. И на месте профессора, Холден бы долго не раздумывал. Женщины - опасны. Знающие, чего хотят - очень.
Меган вот знает. Потрясающий пример того, как далеко можно пойти, если периодически грабить спраутовские теплицы. Сегодня она возвращает себе хор, а завтра побежит завоевывать Ирландию, по дороге меняя весь конституционный строй Великобритании. Можно сомневаться в собственной адекватности сколько угодно, но женщины - посланы космосом
в наказание мужчинам.
- А я это, а я все. - Демонстративно вскидывает руку Ледберри, тряся нотной тетрадью так, что все диезы и бемоли высыпаются из листов на его блестящие лакированные туфли. Собираются вместе, образовывая экран, через который видна вся галактика: вон fa - familias planetarium, вон Sol - solis, la - lactea via. Холден кивает себе под ноги рядом стоящему лопоухому четверокурснику, но тот пожимает плечами - ничерта не видит, говнюк мелкий.
Мэг тоже не видит - своей туфлей задевая Сатурн и превращая его в старое, въевшееся пятно. Ледберри расталкивает всех на своем пути, пробираясь вверх, словно только что открыл новый закон физики или собрал что-то похуже атомной бомбы.
Сегодня он - Васко да Гама, Оппенгеймер и Максвелл в одном лице. Его <верная> спутница не отстает, ей бы только подсохнуть, но у Холдена не хватает извилин достать втихаря палочку и подсобить с этим - где-то сейчас нервно цокает Тхакур, помешанный на своем внешнем виде.
Пока Меган пытается заработать косоглазие, пялясь в тетрадь в его руках, Холден смахивает капли пота со лба и разевает рот: вместо Флитвика теперь огурец-переросток, размахивающий палочкой и шевелящий усами. Стоит моргнуть – огромная усатая картофелина, только что из печи.
- Мор… ученик смерти? – Все еще хлопает глазищами Ледберри, ни драккла не понимая, причем тут Терри Пратчетт, но так, по крайней мере, профессор возвращает себе первоначальный вид. – Зачем тебе этот рыжий? – Ровсток либо заболела, либо словила мозгошмыгов, и если это заразно, то Холден просто обязан стать тем самым героем и изолировать слизеринку от остальных. Или остальных от нее. Не так важно.
- Профессор, - шмыгает носом новообращенный герой без плаща, срываясь и долетая до Флитвика с двух прыжков, наклоняясь, чтобы остальные не подслушали, - тут Ровсток немного плохо, кажется, температура, мне срочно надо провести ее в Больничное крыло. К следующему разу, обещаюсь, мы будем блистать. – Ну он так-то точно, а вот Мегги придется поднатастакать.
Холдену хватает кивка головы, а вот это брюзжание в духе последнего раза он не слушает, хватает за локоть все еще мокрую Ровсток, пока та не повторила подвиг Флитвика с полетом через окно и без метлы.
- Сейчас сдохну, если не поем. Давай ограбим кухню, пока я не начал погрызывать тебя.
— Кажется, я тоже все, — многозначительно резюмирует Ровсток и проводит ладонью по лицу, как если бы прогоняла с него усталость, наваждение – что угодно, мешающее мыслить рационально. Было весело, но, похоже, ей пора. Она ведь всегда так делает – сбегает при малейшем намеке на осуждение. Нет, был бы на месте Флитвика кто из ровесников, она бы методы не выбирала, но профессора и без ее участия потрепала судьба, поэтому девчонка вынуждена проявить нетипичную для нее благосклонность. – Холден, да прекрати же ты ими трясти!
Мельтешение нотных страниц сбивает с толку. Мэгги покачивается из стороны в сторону, то и дело задевая своего блистательного сообщника плечом, и зависает. Наблюдает за тем, как солнечный луч ползет по противоположной стене, где-то над головой рейвенкловского декана, и не может налюбоваться. Словно весь свет мира сосредоточился в маленькой точке, а тут Ледберри со своими тетрадками. Шуршит.
- Что? Что ты несешь? – Меган протягивает руку, чтобы поймать блик, замерший возле уха однокурсника, и щелчком ногтей отправляет сияющего мерзавца в нокаут. – Мор, мой парень. Бывший парень. Да, определенно бывший, - бодро заявляет она, убедительно тряся подсохшими, нерасчёсанными волосами, и перекатывается с пяток на носки, лишь чудом не заваливаясь на ошалевших от новоявленного дуэта соседей.
А потом по вискам ударяет осознание. Навязчивая мысль, которую она старательно отгоняла прочь, но которая все же настигла ее так невовремя, накрывая похлеще тентакулы.
Бывший. Бывший. Они больше никогда не будут вместе, потому что Мордред ее не любит.
Ровсток притихает и куксится, плаксивая мордочка скукоживается, пухлые губы дрожат, но слез на удивление нет. Больше ни одной драккловой слезинки.
Пока Холден о чем-то шушукается с Флитвиком, Мэг отправляется в сторону террариумов и тонким, инфернальным голоском подзывает земноводных, притаившихся в занавешенном углу кабинета.
- Привет, жабульки, - она барабанит по стеклу тонкими пальцами, фаланги которых увешаны несколькими серебряными кольцами, и почти окунается лицом в пропахшую тиной, склизкую воду. Благо, Ледберри вовремя хватает ее под локоть и уводит прочь.
- Спасибо, что приняли обратно! – машет напоследок декану рейвов и, скрываясь за массивными дверями, едва поспевает за широкими шагами слизеринца.
- Что ты там ему наплел? – петляя и цокая маленькими каблуками по пустынному коридору, возмущается слизеринка, то хмыкая самой себе, то обижено дуя губы. – Гадостей каких, да?
Цок-цок-цок. От этих звуков разрывается голова, еще и Холден фонит за спиной, подобно сломанному радио. Ровсток оборачивается через плечо и застывает на месте, стеклянно таращась на однокурсника, как если бы увидела впервые.
- Они жабулек взаперти держат, - хмурится и кусает щеку с внутренней стороны. – А ты думаешь о еде, - пустота в собственном желудке тут же дает о себе знать утробным урчанием, Мэг краснеет и опускает взгляд в пол. – Ладно, пошли, сто лет не была на кухне, раньше мне нравилось приходить туда и кошмарить домовиков.
Просторное помещение, погруженное в уютный полумрак, нисколько не изменилось с тех пор, когда Меган была здесь в последний раз. Приходится нагибаться, чтобы не впечататься лбом в развешенные по низкому потолку сковородки, хотя, ей грех жаловаться - Ледберри с его ростом, очевидно, куда труднее протискиваться к огромной печи, возле которой толпится около дюжины взволнованных эльфов.
- Кукусики, - Ровсток приветствует их ручкой в надежде, что они ее не узнают, но, разумеется, эти маленькие паршивцы помнят каждого волшебника, проживающего в этом замке, и уж тем более помнят девчонку, которая шпыняла их как с целью выяснить местоположение тайника с алкоголем, так и просто ради забавы. – Что у нас сегодня на ужин? Опять плюете студентам в тарелки?
Она хватает жирную куриную ножку прямо с кипящего противня, шипит, ожидаемо ошпаривая пальцы, и вонзает зубы в мясистую мякоть, уже не обращая никакого внимание на то, как при этом полыхает ее рот.
- Попробуй, очень вкусно, - она хватает вторую, на сей раз подцепляя ее почти ногтями, и водит у слизеринца перед носом, чтобы тот по достоинству оценил аппетитный аромат острых специй.
- Принесите волшебникам сока или воды, чего застыли? – снова рявкает Меган, и домовики суетливо разбегаются от них в разные стороны, как тараканы, после того как в темном грязном помещении зажигаешь Люмос.
Ее собственный род - чистокровный и обеспеченный еще за счет давно похеренного бизнеса бабушки, но не настолько древний, чтобы в нем завелась магическая прислуга. Поэтому Меган отрывается на полную катушку в Хогвартсе, проявляя всю теневую сторону негласного расизма.
Стакан воды возвращает ее к жизни, однако, в случае с Ровсток, нельзя сказать наверняка, чего ожидать дальше. С великой бодростью приходят и великие загоны.
Она вдруг замирает посередине кухни и, запрокидывая голову, принимается ныть.
- Хооооолден, я некрасиииииииивая и стрееееееемная, со мной стыыыыыыдно заводиииииить серьезные отношеееееееееения, все думают, что я легкомыыыыыыысленнаяяяяяяяя, - Мэгги капризно топает ногами и хнычет, как маленький ребенок. В голове – безмятежная облачная вата.
Но когда она наконец приоткрывает один глаз, то весь ее концерт моментально скрывается за занавесом тревоги.
- Слушай, ты какой-то бледный, с тобой все в порядке?
Вы здесь » Drink Butterbeer! » Great Hall » 23.04.97. i blame Mercury Retrograde