В его аромате сначала чувствовалась яркая свежесть карибского бергамота, которую со временем сменяли мягкие ноты ванили и смолы. Такой мужчина не мог пахнуть иначе — только чистой, выверенной до мелочей безупречностью.
Кэтлин в этой ловушке очутилась еще до того, как мистер Твилфитт официально представил своего сына всем сотрудникам бутика. Ее увлекло не имя и не статус — она упала в эту пропасть еще тогда, когда впервые лицезрела настоящие произведения искусства, что из-под его пера сошли необычными формами шелковых одеяний.
Лоуренс Твилфитт. Молодая звезда и ее кумир, на которого хотелось равняться. Тот, кому так бесстрашно и так глупо вручила свое сердце.
Вежливый, но закрытый. Отвечал лаконично и вопросы задавал по существу. Работал всегда в полной тишине и одиночестве. Тропу к его сердцу Кэтлин прокладывала осторожно, медленными шагами подбираясь к материковым айсбергам теплыми руками, чтобы наконец растопить.
[одну тысячную часть вечной мерзлоты]
Лоуренс сводил ее с ума.
Жаркими поцелуями, тайными встречами и громкими обещаниями. Секрет их свиданий бережно хранила, но сдержать влюбленных взглядов при всех не могла, как ни старалась. Лоуренс уверял, что скоро совсем скоро не нужно будет прятать их чувства. Говорил, что принесет весь мир к ее ногам, но подарков дорогих никогда не дарил.
Только забирал, не одаривая ни словом благодарности. И она отдавала — безвозмездно, потому что не могла иначе.
— Почему ты не показывала мне эти эскизы? — с восхищением он провел по шелестящим страничкам блокнота, что освещала единственная горящая в комнате свеча.
Быть может, подсознательно она чувствовала подвох, поэтому не спешила делиться последними наработками, над которыми сидела не меньше месяца.
— Они еще не закончены, — Кэтлин смущено наблюдала, как загорается огонь в его глазах страничкой за страничкой.
— Великолепно. Просто великолепно! — завороженный [нездоровый] взгляд проскользил с листов на испуганное лицо автора. — А знаешь… мне кажется, тебе давно пора попробовать себя в новой роли. Работы больше, но и жалование прибавят. Да, и к тому же… мы сможем проводить больше времени вдвоем.
Кэтлин не подозревала, чем обернется ее слепая влюбленность. Не любовь — его она никогда не любила. Лишь образ, который придумала себе сама, чтобы закрыть зияющую дыру пустых воспоминаний. Образ, который он охотно поддерживал.
Обаятельная улыбка стала оскалом в тот роковой день, когда сердце замерло в преддверии смерти.
Она молила о ней. Не могла кричать, не могла позвать на помощь, ведь жаждала исчезнуть здесь и сейчас. И не было на это никаких сил. Было только сковавшее оцепенение, цепкий плен, грубые толчки и мужское рычание, что заполнило комнату.
Лоуренс оказался монстром. Художником, который россыпью гематом обрисовал ее тело. Некоторые из шрамов не заживут никогда — особенно тот, что едва схватился рубцом в истерзанной памяти.
— Я все еще могу претворить в жизнь твои желания. Или обобрать тебя до нитки. Выбирай с умом, Кэтлин Монтгомери. Это твой последний шанс.
Ему было плевать, насколько сильно ей больно. Плевать, что чувствовала себя отвратительно, будучи оскверненная тем, ради которого была готова на все.
Но карма существует, и в случае Лоуренса Твилфитта она настигла его почти мгновенно. Ее вечно холодная мадам растаяла как мартовский снег горькими слезами в стенах Святого Мунго.
— Прости меня, Кэт. Прости, что мы были так слепы.
Синяки обязательно заживут, и затянутся раны. Но самая большая останется с ней навечно.
— Он больше не посмеет причинить тебя вреда.
[indent]
[indent]
[indent]
[indent]
Записка, которую держит в руках, говорит об обратном. Кэтлин делает глубокий вдох и сминает бумажку, отправляя ту в корзину для мусора. Ей совершенно некогда переживать из-за чьей-то глупой шутки.
Новостей из дома почти нет. Главное, что Каин там — в безопасности, пребывает в неведении, пока в столице решается его судьба. И лучше бы всему этому устаканиться поскорее, пока тревога не свела ее с ума от неопределенности.
Даже в ее собственной жизни творится какой-то хаос, и все привычное сменяется новым в стихийном буйстве перемен. Мадам покидает свой бутик — и пускай ради благой цели, но на душе от всех этих изменений скребут кошки.
— Сообщи всем сотрудникам, что завтра утром собрание, — Джозефина поправляет воротник своего платья, не отрывая взгляда от зеркала. — И Камилле передай, что если она опять не явится, уволить лично я ее еще успею.
Монтгомери кивает, заверяя мадам, что все будут в сборе. Женщина подхватывает маленькую сумочку и, бросая на Кэтлин отчего-то смягченный сочувственный взгляд, выходит за дверь и оставляет ее одну.
Работы много. Магазин сегодня не принимает клиентов в привычном режиме — нужно выполнить еще гору заказов. На втором этаже — беспорядок: обрезки ткани валяются по полу, повсюду разбросаны мотки ниток, а готовые изделия, ожидающие упаковки, можно найти в разных частях комнаты.
Она еще не успевает сосредоточиться, как звенят колокольчики у входа. Кэтлин уже собирается спуститься на первый этаж, чтобы указать на табличку на двери, но за пару шагов от лестницы останавливается — из-за голоса вошедшего перехватывает дыхание.
Это он.
Холден.
Снова появляется в ее жизни, не подозревая, что и не покидал ее.
Кэтлин не готова встретить его взгляд здесь и сейчас. С момента их последней встречи он преследует ее мысли — пускай не по ее желанию.
Холден Ледберри приходит к ней во снах, мучает кошмарами. В них он исчезает без следа. И она тоже — исчезает, после обнаруживая себя с пустотой в груди. Той самой, что годами пыталась заполнить не тем.
Когда дверь закрывается, в магазине воцаряется давящая тишина, и Кэтлин так и не возвращается к работе. Лишь слегка приводит в порядок мастерскую, а потом не выдерживает и достает из ящика со списанными вещами красный купальник в белую клетку.
Обозначенные им полчаса ожидания проходят дважды. Кремовое платье с рукавами-фонариками плавно обтекает ее силуэт, когда она, заплетая волосы в свободную косу, завершает вращения перед зеркалом — тем же, у которого красовалась мадам. Сердце бьется в предвкушении встречи, на которую нужно морально настроиться, чтобы не выдать трепет, что теплится внутри.
Она пойдет с ним только потому, что хочет знать все новости — раз пришел за ней сюда, значит, есть, что рассказать. Не потому что после непростительного что-то сломалось в ее голове, и теперь мысли о нем не отпускают. Не потому что видит сны из другой жизни. Нет, точно не поэтому.
Холден возвращается ровно тогда, когда она складывает последние вещи в сумку и наконец решается встретить его лицом к лицу.
— Привет, — несколько растеряно выглядывает она из-за угла, но старается тут же взять себя в руки и сделать вид, что и не ждала вовсе. — А я думала, ты лимонад сразу привезешь. Умираю, как хочу пить. Там правда будут фестивали?
Ничего не случится, если она не закончит заказы сегодня. Обозначенные сроки выходят за рамки этого дня, так что у нее еще есть время закончить. Поэтому стены магазина покидает без зазрения совести.
Холден с последней встречи не изменился, да и некогда ему было меняться — такой же загадочный, спокойный и относительно немногословный. Он вновь входит в ее жизнь внезапно и легко, словно виделись вчера. Кэтлин не решается первой заговорить о важном, терпеливо шагает рядом, крепко прижимая сумку, пока они не доходят до Дырявого котла и не покидают Косую аллею.
— Только не через порталы. Пожалуйста, — от одного упоминания этих мерзких штук уже подступает тошнота. — Готова пройти пешком даже по жаре, но только не через порталы. Если лимонад купишь, конечно. Иначе вернусь обратно.
