а еще выдают лимонные дольки здесь наливают сливочное пиво
Атмосферный Хогвартс микроскопические посты
Drink Butterbeer!
Happiness can be found, even in the darkest of
times, if one only remembers to turn on the light

Drink Butterbeer!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Time-Turner » 12.07.05. avalanche


12.07.05. avalanche

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

                      the avalanche
                                           h a s      a l r e a d y      s t a r t e d

https://upforme.ru/uploads/001a/2e/af/930/190864.png

17 июля 2005 // лондон // холден х кэт

______________________________________________________________________

[indent]  [indent]  [indent] my shadow's over you 'cause i am the opposite of amnesia, you're
[indent]  [indent]  [indent] and you're a cherry blossom, you're about to bloom
[indent]  [indent]  [indent] you look so pretty, but you're    g o n e    so soon

[pers]<b><a href="https://drinkbutterbeer.ru/viewtopic.php?id=4603" target="_blank">Кэт Монтгомери</a></b>, 25 лет[/pers][info]Гриффиндор'98
Модельер «Twilfitt and Tattings»[/info]

Отредактировано Katleen Montgomery (04.06.25 12:43)

+5

2

Он склоняется над бумагами, выводя закорючки в рапорте, который должен был сдать ещё на прошлой неделе. Громовещатель от отца наконец замолкает, превращаясь в горстку пепла на дне корзины. Он и сам знает, что д о л ж е н. Он и сам знает, что п р о с р о ч и л. Он и сам знает, какой день на какую работу должен тратить свое время.

Уже законченный рапорт отправляется подсыхать перед отправкой. Дальше — все та же папка с делом Белби. Нарытая Нессой информация, перечитанная от корки до корки — помнит ее наизусть. Придраться не к чему, разве что к тому, что братишка некогда сокурсника взлетел слишком высоко и парит с орлами, не боясь упасть и разбиться в лепешку, а это падение самому Холдену как никогда на руку.

Музыка на пластинке сменяется, но Ледберри и пальцем не ведет, позволяя «Ride of the Valkyries» наполнить кабинет звучанием флейт, гобоя, бас-кларнета, валторна, тромбона и, конечно же, трубы. Вагнер умудрился создать то, от чего не так бегут мурашки, сколько расслабляется все тело, а сознание затухает, предпочитая покорную прострацию той суете, в которой он барахтается вот уже не первый день.

Белби. Василеус (Василевс) Белби. Ученый. Новатор. Звезда новомодных тусовок научного сообщества. Мечта и крест журналисток. Изобретатель и испытатель, которому хватает ума не вякать в сторону Министерства, а заниматься тем, что приносит деньги. Золото. Много золота.

Отличная мишень для тех, кто это самое золото не желает зарабатывать кропотливым и усердным трудом, а потому «Вася» теперь получает анонимки с угрозами. Хотя кто знает — фанатки нынче тоже научились действовать радикально. И вместо пахнущих духами открыток со следами помады на оборотной стороне, такие вот, как Белби, получают клоки отрезанных волос и отрезанные пальцы.

Романтика нынче не та. Превратилась в психическое заболевание, в одержимость. И теперь мистер-ученый вынужден нанимать охрану для сопровождения его на публичные мероприятия.

Ледберри заканчивает и с этим делом: скидывая папку в ящик и выводя на ответном письме согласие о выделении одного хит-визарда на грядущую конференцию. Больше позволить себе не может. Как и подсовывать аврорам разбираться с анонимками. Если Василевс готов выделить кругленькую сумму, то Холден и сам за эту ерундистику возьмется, а потому в конце письма предлагает встретиться уже сегодня за стаканом огневиски где-нибудь в Вестминстере.

— Два из трех, — подытоживает он, — и на десерт…

Он и сам не понимает, зачем это делает. С какой целью, и какой мотив преследует.
Может, она права, и все это — спектакль, в котором каждый тешит свое эго. Блеф? Нет, все не может быть таким простым и однозначным. Не для него так уж точно.

Ещё парочка закорючек. Сургучная печать. Доставить прямиком в Гринготтс, и еще небольшое официальное письмо для одной «мадам». Так-то они уже все обсудили, но по закону полагается. А законы Ледберри чтит. Только те, которые соответствуют его мировоззрению.

Сегодня он обойдется без мантии. Слишком жарко. Рубашка и без того вмиг намокнет, стоит ему выйти за порог, только если северные ветра не нагрянут, отправляя весточку из Шотландии. Как давно он не был в отпуске? Подальше от суеты и министерства. Подальше от отца и его нравоучений. Подальше от всех, кто так или иначе заставляет его слишком много думать о будущем.

Ледберри в будущее не верит. Живет настоящим, и в этом настоящем есть дела, которые не требуют отлагательств.

— Мадам. — Он встречает ее на выходе из ателье, галантно протягивая руку и позволяя спуститься в своей компании вниз. В ее глазах нет презрения, но он чувствует его, видит образы, что красноречивее любых слов. — Уверяю вас, теперь это заведение под моей особой протекцией. — Слегка припугнуть — мера не лишняя.

— Конечно, конечно. — Скрывает за вынужденной улыбкой оскал, щурясь. — Надеюсь, вы сможете сберечь репутацию ателье.

«Без тебя, мымра, уж точно».

Холден кивает, теперь уж взглядом провожая удаляющуюся экс-начальницу Монтгомери. Эта сделка оказалась самой простой в его жизни, зато как непросто теперь будет общаться с самой Кэтлин.

По крайней мере, та его не встречает у стойки, что уже упрощает задачу.

— Выходи, Кэт. Я знаю, что ты тут. Разговор есть. — Он расстегивает верхние две пуговицы, подцепляет салфетку, чтобы промокнуть вспотевшую шею. Если не девица его сегодня доведёт, то точно жара. — Как насчет того, чтобы закрыть т в о е  ателье и отправиться на пляж? Говорят, в Брайтон-Пир сегодня весело, может какой фестиваль застанем.

Однажды его точно все доконает,
правда придется всем и всему выстроится в очередь.
И прежде всего работе.

— Ладно. У тебя есть полчаса, чтобы подумать, едешь ты со мной или нет. Скоро вернусь. Могу захватить тебе холодный кофе или лимонад. — Он уже устал надрываться, будто говорит со стеной, а не с притаившейся где-то Кэтлин. В любом случае, ему действительно надо обменять галлеоны на фунты.

С этим тоже особенные сложности. Гоблин гоблину рознь, и Ледберри не желает, чтобы информация о подобных операциях дошла до нежелательных людей. Поэтому полчаса превращаются в час, пока «нужный» господин-гоблин С. утруждает себя подняться в холл и заняться делом Холдена.

Зато фунты куда приятнее, чем тяжелое золото. Елва влезают в его кожаный кошелек, который мало того, что теперь с трудом закрывается, так еще и едва влезает в карман брюк.

— Прости, что задержался. — Сцена будто бы повторяется. В парадной все также пусто. — Лимонад возьмем по дороге. Ну так что?

Отредактировано Holden Ledbury (06.06.25 22:58)

+1

3

В его аромате сначала чувствовалась яркая свежесть карибского бергамота, которую со временем сменяли мягкие ноты ванили и смолы. Такой мужчина не мог пахнуть иначе — только чистой, выверенной до мелочей безупречностью.

Кэтлин в этой ловушке очутилась еще до того, как мистер Твилфитт официально представил своего сына всем сотрудникам бутика. Ее увлекло не имя и не статус — она упала в эту пропасть еще тогда, когда впервые лицезрела настоящие произведения искусства, что из-под его пера сошли необычными формами шелковых одеяний.

Лоуренс Твилфитт. Молодая звезда и ее кумир, на которого хотелось равняться. Тот, кому так бесстрашно и так глупо вручила свое сердце.

Вежливый, но закрытый. Отвечал лаконично и вопросы задавал по существу. Работал всегда в полной тишине и одиночестве. Тропу к его сердцу Кэтлин прокладывала осторожно, медленными шагами подбираясь к материковым айсбергам теплыми руками, чтобы наконец растопить.

[одну тысячную часть вечной мерзлоты]

Лоуренс сводил ее с ума.

Жаркими поцелуями, тайными встречами и громкими обещаниями. Секрет их свиданий бережно хранила, но сдержать влюбленных взглядов при всех не могла, как ни старалась. Лоуренс уверял, что скоро совсем скоро не нужно будет прятать их чувства. Говорил, что принесет весь мир к ее ногам, но подарков дорогих никогда не дарил.

Только забирал, не одаривая ни словом благодарности. И она отдавала — безвозмездно, потому что не могла иначе.

— Почему ты не показывала мне эти эскизы? — с восхищением он провел по шелестящим страничкам блокнота, что освещала единственная горящая в комнате свеча.

Быть может, подсознательно она чувствовала подвох, поэтому не спешила делиться последними наработками, над которыми сидела не меньше месяца.

— Они еще не закончены, — Кэтлин смущено наблюдала, как загорается огонь в его глазах страничкой за страничкой.

— Великолепно. Просто великолепно! — завороженный [нездоровый] взгляд проскользил с листов на испуганное лицо автора. — А знаешь… мне кажется, тебе давно пора попробовать себя в новой роли. Работы больше, но и жалование прибавят. Да, и к тому же… мы сможем проводить больше времени вдвоем.

Кэтлин не подозревала, чем обернется ее слепая влюбленность. Не любовь — его она никогда не любила. Лишь образ, который придумала себе сама, чтобы закрыть зияющую дыру пустых воспоминаний. Образ, который он охотно поддерживал.

Обаятельная улыбка стала оскалом в тот роковой день, когда сердце замерло в преддверии смерти.

Она молила о ней. Не могла кричать, не могла позвать на помощь, ведь жаждала исчезнуть здесь и сейчас. И не было на это никаких сил. Было только сковавшее оцепенение, цепкий плен, грубые толчки и мужское рычание, что заполнило комнату.

Лоуренс оказался монстром. Художником, который россыпью гематом обрисовал ее тело. Некоторые из шрамов не заживут никогда — особенно тот, что едва схватился рубцом в истерзанной памяти.

— Я все еще могу претворить в жизнь твои желания. Или обобрать тебя до нитки. Выбирай с умом, Кэтлин Монтгомери. Это твой последний шанс.

Ему было плевать, насколько сильно ей больно. Плевать, что чувствовала себя отвратительно, будучи оскверненная тем, ради которого была готова на все.

Но карма существует, и в случае Лоуренса Твилфитта она настигла его почти мгновенно. Ее вечно холодная мадам растаяла как мартовский снег горькими слезами в стенах Святого Мунго.

— Прости меня, Кэт. Прости, что мы были так слепы.

Синяки обязательно заживут, и затянутся раны. Но самая большая останется с ней навечно.

— Он больше не посмеет причинить тебя вреда.
[indent]
[indent]
[indent]
[indent]
Записка, которую держит в руках, говорит об обратном. Кэтлин делает глубокий вдох и сминает бумажку, отправляя ту в корзину для мусора. Ей совершенно некогда переживать из-за чьей-то глупой шутки.

Новостей из дома почти нет. Главное, что Каин там — в безопасности, пребывает в неведении, пока в столице решается его судьба. И лучше бы всему этому устаканиться поскорее, пока тревога не свела ее с ума от неопределенности.

Даже в ее собственной жизни творится какой-то хаос, и все привычное сменяется новым в стихийном буйстве перемен. Мадам покидает свой бутик — и пускай ради благой цели, но на душе от всех этих изменений скребут кошки.

— Сообщи всем сотрудникам, что завтра утром собрание, — Джозефина поправляет воротник своего платья, не отрывая взгляда от зеркала. — И Камилле передай, что если она опять не явится, уволить лично я ее еще успею.

Монтгомери кивает, заверяя мадам, что все будут в сборе. Женщина подхватывает маленькую сумочку и, бросая на Кэтлин отчего-то смягченный сочувственный взгляд, выходит за дверь и оставляет ее одну.

Работы много. Магазин сегодня не принимает клиентов в привычном режиме — нужно выполнить еще гору заказов. На втором этаже — беспорядок: обрезки ткани валяются по полу, повсюду разбросаны мотки ниток, а готовые изделия, ожидающие упаковки, можно найти в разных частях комнаты.

Она еще не успевает сосредоточиться, как звенят колокольчики у входа. Кэтлин уже собирается спуститься на первый этаж, чтобы указать на табличку на двери, но за пару шагов от лестницы останавливается — из-за голоса вошедшего перехватывает дыхание.

Это он.
Холден.
Снова появляется в ее жизни, не подозревая, что и не покидал ее.

Кэтлин не готова встретить его взгляд здесь и сейчас. С момента их последней встречи он преследует ее мысли — пускай не по ее желанию.

Холден Ледберри приходит к ней во снах, мучает кошмарами. В них он исчезает без следа. И она тоже — исчезает, после обнаруживая себя с пустотой в груди. Той самой, что годами пыталась заполнить не тем.

Когда дверь закрывается, в магазине воцаряется давящая тишина, и Кэтлин так и не возвращается к работе. Лишь слегка приводит в порядок мастерскую, а потом не выдерживает и достает из ящика со списанными вещами красный купальник в белую клетку.

Обозначенные им полчаса ожидания проходят дважды. Кремовое платье с рукавами-фонариками плавно обтекает ее силуэт, когда она, заплетая волосы в свободную косу, завершает вращения перед зеркалом — тем же, у которого красовалась мадам. Сердце бьется в предвкушении встречи, на которую нужно морально настроиться, чтобы не выдать трепет, что теплится внутри.

Она пойдет с ним только потому, что хочет знать все новости — раз пришел за ней сюда, значит, есть, что рассказать. Не потому что после непростительного что-то сломалось в ее голове, и теперь мысли о нем не отпускают. Не потому что видит сны из другой жизни. Нет, точно не поэтому.

Холден возвращается ровно тогда, когда она складывает последние вещи в сумку и наконец решается встретить его лицом к лицу.

— Привет, — несколько растеряно выглядывает она из-за угла, но старается тут же взять себя в руки и сделать вид, что и не ждала вовсе. — А я думала, ты лимонад сразу привезешь. Умираю, как хочу пить. Там правда будут фестивали?

Ничего не случится, если она не закончит заказы сегодня. Обозначенные сроки выходят за рамки этого дня, так что у нее еще есть время закончить. Поэтому стены магазина покидает без зазрения совести.

Холден с последней встречи не изменился, да и некогда ему было меняться — такой же загадочный, спокойный и относительно немногословный. Он вновь входит в ее жизнь внезапно и легко, словно виделись вчера. Кэтлин не решается первой заговорить о важном, терпеливо шагает рядом, крепко прижимая сумку, пока они не доходят до Дырявого котла и не покидают Косую аллею.

— Только не через порталы. Пожалуйста, — от одного упоминания этих мерзких штук уже подступает тошнота. — Готова пройти пешком даже по жаре, но только не через порталы. Если лимонад купишь, конечно. Иначе вернусь обратно.

+1

4

- Да хотел взять, но и так задержался в банке. - Виновато опускает глаза Ледберри, будто нашкодивший котенок, разбросавший весь корм из миски. Почему-то гоблины от чувства вины так не страдают, не уважая чужое время и делая все через задницу. Увы, но Министерство эту конторку никак не курирует и не тормошит, а зря - сколько интересного можно было бы нарыть и подвесить виновных, учитывая, что порой клиенты банка хранят в своих ячейках.

В отличие от сверстников - напомаженных и облюбленных родителями - у Холдена на личном счете не так-то и много, а учитывая последнюю сделку на покупку бизнеса, теперь и того меньше. Часть из этого - подаренная, ещё часть - заработанная упорным трудом, как раз - не всегда законным в глазах общественности, но личные законы - превыше.

Он настолько это вбил себе в голову, что даже рискнул набить татуировку ниже ключиц. Хотя опять же - спорное было предприятие, учитывая, насколько был пьян в стельку, и ещё этот Джексон - слишком много трепался о новой сотруднице салона Скаррса, что Холден повелся.

Закон - есть закон, а у Холдена сегодня настроение такое - его нарушать: служба в Министерстве устроена так, что хитам и аврорам без особой надобности посещать мир магглов запрещено, а если надо - два заявления на стол главного, соблюдение регламента и устава, и прочее, прочее, сплошная бюрократия, тошнотворная и мерзкая.

Всего этого Ледберри, конечно, не сделал, взяв выходной и переложив половину дел на Нессу, а той все равно заняться больше нечем, вот пусть хотя бы бумажки поперекладывает, сопровождая все тяжелыми вздохами и бегая за кофе каждые полчаса.

- Не уверен, но информация такая поступала. В любом случае, найдем, чем себя развлечь. Только посмотри на меня. Бледный, как смерть. Где те времена, когда вырвавшись из-под гнета учебы, торчали остаток лета под солнцем?

Солнце вредно, - говорит ему такая же бледная, как моль, Несса, приклеивая ноготь на клей, - рак кожи, пигментные пятна, а ещё волосы, как солома.

Он ее редко слушает. Вот это ее ворчание о том, что можно умереть, просто идя по улице. У Холдена в такие моменты лицо кирпичом. Ему-то, хиту, такого не знать - смешно. И даже не столько смешно, сколько грустно.

Кэтлин и сама выглядит так, будто из этого своего ателье не вылезает. Вероятно, они оба из той категории людей, которым нужно загонять себя в рамки, чтобы что-то доказывать другим или себе. Хотел бы Холден смотреть на жизнь иначе, но деньги не материализуются из воздуха, а от звенящих монет зависит чуть больше, чем полностью.

Не будь их, что смог бы он предложить Монтгомери? Как бы вырвал ее из цепкой хватки хозяйки ателье?

Другой вопрос: для чего ему все это нужно?

Он спокойно ожидает, когда Кэтлин соберется, закроет ателье. Даже если кто их и увидит сейчас - плевать. В отличие от братишки с запятнанной репутацией, средняя из детей Монтгомери может похвастаться почти безупречной. Ему ли не знать?

- Куплю. Только здешние мне не нравятся, я отведу тебя в другое место. Обещаю, что без порталов. - Уже знакомой дорогой они выходят через коридоры Котла к волшебному проходу - заветному билету, что выведет их к свободе, где ничьи взгляды не имеют значения, где они оба - безымянные личности в поисках самих себя.

Маггловский Лондон - уникален, неповторим. Однажды побывав на его улицах, Холден сразу проникся. Увы, будучи ещё малолеткой, никто бы не позволил ему там остаться.

Теперь же - иначе. Ничто и никто не преграда. Уйти навсегда, забрав все сбережения - не такая и глупая мысль. Но дел в волшебном мире ещё хватает.

- Если что-то напугает или станет некомфортно - скажи. Нам в ту сторону. - Басит Ледберри, стараясь идти близко.

Будь они в Эдинбурге, то солнце палило бы нещадно, но здесь, в Лондоне, при плотной застройке, все иначе. А если и накроет, то всегда есть возможность спрятаться в метро или кофейне.

К одной из них они подходят уже через пятнадцать минут пути. Холден молчит, не отвлекая Кэтлин от созерцания «нового мира». Неважно, какой опыт в этом у нее, как показала практика, каждый раз есть, чему удивляться. Например, мужчине в костюме для танца моррис, выгуливающего карликового пса. Или разодетой во все черное девушке с массивным крестом на груди.

- Держи. - Несколько купюр отправляются в руки Монтгомери. Кошелек трещит по швам от их количества. - Вон, видишь парня, - Холден кивает на рыжеволосого юношу за прилавком, - себе возьми все, что захочешь, а я буду клубничный мохито. Запомнила? Я быстро. - Ага, если и в маггловском мире не попадется какой-нибудь отбитый гоблин. - Заберешь заказ и жди меня тут. Решу вопрос с твоей нелюбовью к порталам.

+1

5

— Ты и бледный в принципе ничего, — отвечает Кэтлин, выдавая в конце нервный смешок от странного и случайного комплимента. — Это время давно уже в прошлом.

Беззаботное лето в воспоминаниях выглядит настолько тепло и ярко, что Монтгомери щурится с непривычки. Когда-то давно [и неправда] почти все три месяца принадлежали ее свободной, ранней юности. Ни обязательств, ни горечи. Лишь чистое созидание счастья, наполненное надеждами о том, что так будет всегда.

Как никогда в этой жизни они были близки с Астрид, и все делали вместе. Гуляли в саду, строили песочные замки, крушили и возводили вновь. Раз в две недели отец брал их с собой в Лондон, посвящая весь такой день только для них — Каин уже был слишком «взрослый» для подобного, а Эверетт едва появился на свет. Кэтлин радовалась каждому походу к Фортескью, заранее обдумывая все вкусы мороженного, которые хотелось бы попробовать в этот раз.

И сколько радости было от этого предвкушения, словно от праздника!

А сейчас двери некогда волшебного места она проходит каждый день и старается не смотреть на по-прежнему забитые доски.

Взрослеть оказалось не так интересно, как представлялось. С каждым новым летом мир переставал так пестрить, снижалась насыщенность, утихали звуки.

Однажды старое доброе лето и не наступило вовсе. Жаркий воздух блеклой тенью пронизывал до костей пустотой. Именно тогда беззаботные деньки и закончились навсегда — намного раньше, чем должны были.

А потом наступила война, и повзрослеть пришлось окончательно.

Оттого Кэтлин не любит лето — оно напоминает ей о том, что ей больше принадлежать не может. Холодная зима не столь лицемерна, и встречает метелью искреннее, пускай не всегда дружелюбно. Теперь уже и без разницы, оживает ли природа за окном, или вновь готовится повторить привычный цикл.

Работа — константа, и для нее совершенно неважно, какой сегодня день или месяц. Работа есть всегда, и Кэтлин с начала пути своей карьеры предпочитала окунаться в нее с головой.

В этом с Холденом они похожи. Оба трудоголики, которым сложно самостоятельно остановиться и просто выдохнуть. Насладиться хотя бы толикой чувства безмятежности, которого так не хватает. Без всяких дел — неважно каких.

Интересно, что же сподвигло Холдена пойти этому наперекор? Ведь если бы не он, Кэтлин так и просидела бы в мастерской, разбирая заказы. А передышка ей необходима — только в предвкушении смены обстановки она это ощутила сполна.

Помимо вопроса «что» следом неизбежно звучит «зачем». Кэтлин поднимает глаза, очерчивая взглядом лицо Холдена, будто в нем она найдет ответ на свой вопрос:

зачем он снова появляется в ее жизни?

Она благодарна ему за помощь, результаты от которой ждет с замиранием сердца. А еще — боится. Остерегается. Сама знает, как падка на доверие, как легко вводится в заблуждение, и как просто найти к ней подход. Кэтлин не жалеет, что тогда отдалась ему полностью и позволила свершиться тому, что свершилось, но напоминает себе настойчиво, чтобы была с ним осторожнее. Шантажи и непростительное — веские причины этому следовать, какие бы благие намерения под этим ни скрывались.

Но очередное «обещаю» отзывается на ее лице расслабленной улыбкой и теплотой, разливающимся по телу доверием.

— Кое-что и правда пугает. Ты, — бросает больше в шутку, но, как говорится, в каждой шутке есть доля штуки. — Чего это с тобой? Перегрелся? Милым таким бываешь только после того, как изрядно потреплешь мне нервишки, мистер Ледберри.

И снова Холден — ее проводник в абсолютно другую реальность. Теперь этот мир не скрыт под покровом ночи. Теперь его видно ясно. При свете все кажется другим: оживленным, наполненным множеством ароматов, оттенков и эмоций. На все окружение Монтгомери смотрит почти с детским восторгом, останавливается через каждые пять минут, чтобы внимательно рассмотреть еще больше мелочей. Но в особенности ей нравится разглядывать прохожих — их одежду, если быть точнее. Кэтлин приятно удивляет разнообразие фасонов и форм, и как же жаль, что под рукой нет блокнота, чтобы сделать хотя бы парочку зарисовок.

— Магазины, — роняет она, оттягивая хит-визарда за рукав. — Я хочу увидеть магазины одежды. Сводишь?

Холден всю эту прогулку немногословен — и это к лучшему. Она не способна отвечать, ведь голова занята совершенно другим. 

— Подожди, — растерянно размахивает руками и чувствует, как резко становится дурно от одной только мысли, что придется ненадолго остаться одной. — Может, мне лучше с тобой пойти? И не хочу я ни с кем разговаривать. Ну пожалуйста.

Кэтлин брезгливо разглаживает всученные ей бумажки, броско роняя на них взгляд, но как только поднимает обратно, видит Холдена уже так далеко, что гнаться за ним бессмысленно. По такой-то жаре — тем более.

К прилавку подходит неторопливо и боязливо, еще пару минут разглядывает прайс-лист, пытаясь понять, что из всего перечня вообще съедобно.

— Кофе с соком? Фу, — с отвращением морщится, выслушав состав одного из напитков от бариста. Решив не рисковать, заказывает менее опасное, хотя бы знакомое: — Клюквенный лимонад. О, и клубничный… как его там — мохито!

Все имеющиеся купюры скидывает на прилавок и, не дожидаясь положенной сдачи, выходит на улицу. Соорудив импровизированный козырек ладонью, пока второй еле-еле удерживает подставку с напитками, высматривает признаки появления Холдена на горизонте. Увы и ах, но его весьма запоминающуюся фигуру из толпы выцепить не может.

Кэтлин начинает нервничать. Ну не мог же он ее тут с концами оставить одну!

+1

6

Кэтлин права: время беззаботной юности далеко позади, и дело даже не в том, как теперь они проводят лето и все свое свободное время, а в том, какая ответственность лежит за собственное будущее.

Холден впервые ее почувствовал летом 1996 года, когда речь зашла о будущем Коры, что сидела за столом, уныло ковыряя рыбный стейк, когда отец с матерью сокрушались, обвиняя в беспечности и инфантильности, когда дед сидел за другим концом стола, не вмешиваясь в разговор, но периодически поддакивая в промежутках между перелистыванием утренней газеты.

Кора должна была прогнуться под этим напором, согласиться взвалить на себя будущее модной империи, которую построила мать, опираясь на оставленное ей наследство, вкладывая то с умом в проекты, которые обязательно выстреливали.

От Коры ничего и не требовалось: просто стать лицом бренда, который собирался запустить коллекцию для современной молодежи; отразить настоящую эпоху, где упадок сменялся расцветом - бунтарским и ярким.

Но Кора предпочла выбирать за себя сама. И если бы Холден не вмешался, то ее ждала бы незавидная участь.

Кора так и не стала знаменитой на мир актрисой. Редкие спектакли с ее участием набирали лишь половину зрительных мест, а критика была беспощадна: посредственность и пресность.

Приложил ли к этому руку отец? Возможно. Но Коре было мало одного бунта, поэтому она забеременела. От какого-то придурка, который даже не удостоился чести войти в семью. Не говоря уже о том, что ни разу не видел свою дочь, насколько Холдену известно.

Уже через три года Талия отправится в Хогвартс, а пока что та ещё маленькая дикарка, способная все перевернуть вверх дном. Холден ее к себе редко пускает, больше опасаясь за коллекцию пластинок и слишком светлые стены в своей квартире, которые обязательно страдают, как только малявка до них добирается.

Уж в кого она такая? Этим вопросом задается один только он, но не может спокойно пройти мимо витрины с игрушками, так и сейчас останавливается, выискивая что-то новенькое для маленькой принцессы-оторвы.

С персикового цвета плюшевым медведем он гордо вышагивает дальше по улице, сворачивает в переулки, чтобы аппарировать в соседние кварталы. С арендой авто в Лондоне не то, чтобы все плохо, но надо заранее знать места. Холден уже давно планирует прикупить свое, но суета с различными бумажками, которые придется подделывать затягивает весь процесс, потому что для маггловского мира он всё ещё никто, пусть и старательно обводит вокруг пальца светское общество, до которого старательно подбирался пару лет.

Ближайший салон встречает его улыбками длинноногих девушек в коротких юбках, улыбающихся своими красными ртами, и суетливыми менеджерами, которым Холден подсовывает поддельное удостоверение личности.

Те знают его не первый год. Предлагают кофе. А Холден знает заранее, мотор какой машины он хочет послушать сегодня. Его страсть к маггловскому транспорту длиною в пять лет не способна угаснуть. И теперь руки воодушевленно ложатся на руль новенького черного седана с внушительным пятилитровым двигателем и мощностью в 507 лошадиных сил.

Все остальное отходит на задний план, когда грозно ревет мотор, отпугивая прохожих. Ледберри улыбается, как ребенок, радуясь новой игрушке, но спешно вспоминает о том, что Кэтлин, может, не так комфортно в новом для нее мире.

Он останавливается возле той самой кофейни, проехав, по меньшей мере, несколько кварталов на север города. Монтгомери со своей добычей выглядит слегка растерянной, но и у него есть, чем загладить вину за очередное опоздание.

- Прошу прощения, девушка, познакомимся? - Подмигивая, улыбается Ледберри, забирая подставку и открывая пассажирскую дверь. - Прошу, ваша карета подана. Ой, секунду. - Холден нагибается, чтобы убрать с сиденья медведя и втиснуть в салон напитки. - Все, нелегальный пассажир будет сидеть позади. - Ледберри закрывает дверь за Кэтлин и сам садится на водительское.

- Спасибо, что подождала. Мы ещё заглянем в магазины с одеждой, но в Брайтоне. До туда два часа ехать. А чтобы не скучала, я прикупил тебе журналов. - Он достает из-под игрушки то, что успел урвать в ближайшем dount books: свеженькие «Vogue», «Harper Bazaar» и «Elle». - Но сперва учись, как пристегиваться. Потяни вот этот ремень. - Холден наклоняется, сталкиваясь нос к носу с девушкой, оставляет на кончике ее носа почти невесомый поцелуй и улыбается. - Вот, видишь? Теперь расправляем его и вставляем вот сюда. Это для безопасности. Он так и называется - «ремень безопасности». И спасибо за мохито.

Мотор снова ревет, нарушая благоговейную суету спешащих куда-то местных и залетных туристов. Минут двадцать Холден сдерживается, чтобы не закурить, нервно сворачивая в сторону Брикстона, на юг, к Стретэму и Норбери. И только на подъезде к Грейсфилд Гарденс он достает пачку и подкуривает.

- Пятьдесят шесть миль строго на юг. Никаких порталов, как ты и хотела. Надо будет остановиться - скажи. Будет много придорожных кафешек и заправок. А ещё красивый Тилгейт парк по твою сторону.

Холден вновь затягивается, вжимает педаль газа, ускоряясь, чтобы почувствовать вот этот привкус свободы, смешанный с едва уловимым адреналином, пока сквозняк заползает за воротник рубашки и путается в волосах сидящей под боком Монтгомери.

+1


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Time-Turner » 12.07.05. avalanche