— Будто бы Тэтчемам есть дело до цвета моей рубашки.

Мерить десятую по счету, откровенно говоря, даже для него перебор. Спенсер застегивает последнюю пуговицу чуть дольше, задерживая палец у горловины, пока смотрит в зеркало на свое уставшее отражение. Наконец, Лита удовлетворительно кивает, протягивая ему пиджак.

— Зато есть дело мне, мой привередливый мальчик, — она склоняется ближе, оставляя мягкий поцелуй на виске. На миг он встречается с ее глазами в отражении, пока по эту сторону женские руки стряхивают последние пылинки.  — Вот теперь идеально. Выглядишь чудесно.

Спенсер молча втягивает воздух и отпускает тяжелый выдох. Литу невозможно победить в стремлении к совершенству — на ее поприще это заведомо проигранная битва.

Он и сам был бы рад потакать мачехе, скрупулезно выстраивая свой внешний вид… если бы был непосредственным участником этой встречи. Но его роль все та же, что и который год подряд — живой реквизит, обязанный с улыбкой встречать гостей. Это работало, когда ему было шесть — очаровательный мальчишка, способный растопить любые сердца ничуть не хуже, чем это делает Лита. Но Спенсеру семнадцать, и максимум, что он может вызвать — сочувствие, ведь отец никогда не берет его с собой на сами переговоры, а значит, не принимает за равного.

Родня Хизер — предприниматели до мозга костей, и он ничуть не удивлен, что встреча пройдет сейчас, когда еще даже не успели стихнуть в округе рождественские колокола. Единственное, на что он надеялся — ограничатся лишь короткой встречей, максимум задержавшись на ужин. Но, судя по Лите, его надежды обрываются на корню.

Домовики, как ужаленные, носятся по этажам, заканчивая все приготовления к визиту. А Лита разъяренно подгоняет их, попутно докидывая очередными указаниями:

— …и проследите, чтобы простыни были выглажены идеально! — звенит ее голос. — Я не собираюсь больше краснеть перед гостями за вашу лень!

Спенсер всерьез ее ругань не воспринимает, ровно как и домовики — перед ней они не млеют, как перед отцом. Злющая Лита скорее похожа на распушившегося воробья, у которого отобрали хлебные крошки.

— Ох, их карета уже очень близко — женщина суетливо накидывает шубу, а затем окликивает и его: — Спенсер! Пойдем скорее.

Он едва успевает подать ей руку, как Лита спешно выбегает на крыльцо, будто лично встречает делегацию из министерства. Тонкие каблуки оставляют цепочку аккуратных следов. Спенсер шагает рядом, придерживая мачеху под локоть. Снег липнет к пиджаку, и он стряхивает осевшие хлопья под недовольный цокот:

— Хоть бы пальто надел… — ворчит она, на что он только криво усмехется. 

Карета подлетает почти бесшумно, и только ступив на поверхность, скрипит колесами по снегу. Откидывается дверца, и сквозь снежную дымку он различает фигуру Персиваля Тэтчема и его снохи, Ноэмии, которая не успевает еще войти в дом, как вовсю начинает болтать с Литой, невзирая на холод. 

— Мистер Тэтчем, Миссис Тэтчем добро пожаловать, — Спенсер учтиво склоняет голову, приветствуя гостей с улыбкой. — Отец скоро встретит вас. Позвольте вас проводить.

Каждое движение и каждое слово выверены до безупречности. Спенсер знает свою роль назубок, как и этих гостей. Но кое-что все же выбивается из его привычного сценария: прищурившись, он различает в заснеженном полумраке еще один силуэт.

Свет от фонаря скользит по женскому лицу, цепляясь за столь знакомые черты, и сердце Спенсера на секунду замирает.
Хизер.

Она не должна быть здесь. Никогда прежде не приезжала с отцом в его дом. Что изменилось?

Уголки губ слегка ползут вверх. Спенсер подходит ближе, и вот он уже склоняется, ловит ее руку в полупоклоне, тепло касаясь губами обожженой холодом перчатки.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — тихо и удивленно шепчет он. — Какими судьбами, Хизер?

Спенсеру трудно понять, что именно он чувствует. Конечно, он рад ее появлению, но где-то внутри натягивается тонкая завистливая струна: отец взял ее с собой на деловую встречу. Ей доверяет семья. Спенсеру его отец — нет.

Спенсер — глянцевая обложка, отданная на растерзание Лите. Кристиану эта участь уже не страшна. В то время, как кто-то уже входит во «взрослый мир», он кормится одними лишь обещаниями.

Все же, здорово, что Хизер здесь — в особенности, если ее семья действительно останется здесь дольше, чем на день. Пока Лита вовсю обхаживает Персиваля и Ноэмию, Спенсер мягко подставляет локоть однокурснице.

— Выглядишь не слишком счастливой. Устала с дороги? — замечает он, и добавляет вдогонку иронично: — Или меня не рада видеть?

Когда они проходят в дом, суета лишь нарастает. Как бабочка, Лита порхает между гостями, окучивая тех чрезмерным вниманием, разливая чай, чтобы заполнить ожидание отца. Спенсер переводит взгляд на напольные часы — опаздывает.

Он опускается рядом с подругой, прислушиваясь к разговорам взрослых с желанием ухватить что-нибудь интересное.

Проходит совсем немного времени, прежде чем мачеха догадывается избрать новую жертву — ту, что так давно не трогала:

— Хизер, милая, ну как же ты выросла! — всплескивает руками она. — И какая же красавица…

У Литы дурацкая привычка всех поголовно называть «милыми». Спенсер закатывает глаза, прикусывая язык, чтобы сдержать колкость. Она рассматривает Хизер, будто музейный экспонат, не переставая осыпать ее комплиментами.

Еще пятнадцать минут проходят светскими разговорами и остывшим чаем, пока в гостиной не появляется Джулиан Уиддон.

— Добрый вечер. Персиваль, — его голос звучит спокойно и сдержанно, как всегда. Он протягивает руку отцу Хизер, а затем кивает, — Ноэмия. Рад вас видеть. Прошу прощения за задержку, надеюсь, моя жена и мой сын скрасили ваше ожидание.

Внутри Спенсера вновь загорается крошечная надежда: вдруг на этот раз отец позволит ему остаться? Вдруг, наконец, посчитает его достаточно взрослым, чтобы присутствовать при обсуждении дел?

И снова гаснет сразу. Наговорившись с гостями, отец бросает взгляд на сына и сухо произносит:

— Спенсер, покажи мисс Тэтчем ее покои. Уверен, ее вещи уже находятся там. И позаботься о том, чтобы она не заскучала.

— Хорошо, отец, — отвечает ровно, как и подобает, пускай и не в состоянии скрыть промелькнувшее разочарование.

Разговоры взрослых смолкают, когда захлопываются массивные дубовые двери переговорной. Радует, что Хизер осталась с ним.

— Пойдем, — мягко говорит он, делая шаг в сторону лестницы. — Твоя комната на втором этаже. Рядом с комнатой тети. И моей.

Спенсер ведет ее, вскользь рассказывая о доме и о том барахле, которым увесила стены Лита. Он держит дверь, позволяя Хизер войти первой.

— Прошу, — улыбается он. — Твои вещи уже ждут в гардеробной. Можешь устроиться и передохнуть. Или, если хочешь, можем пойти ко мне. Послушаем музыку или сыграем партию в шахматы. Или… придумаем что-нибудь еще.

Пыльные фолианты и длинные родословные, переплетающиеся между собой в текстах, словно паутина. Спенсер знает поверхность наизусть, но этого всегда будет недостаточно. Хочется копнуть глубже, проникнуть дальше фасадов богатых поместий, завладеть всеми секретами, хранящимися под половицами.

У семьи Хизер есть то, что нужно ему, ведь они из тех, чья кровь ценнее чужой; чья кровь хранит историю и вымывшую примесь, которую уже не сможешь распознать в чистоте.

Их семьи похожи поверхностно. Но за каждым из них такая разная история и такая разная чистая кровь.

Наследие — основополагающее отличие.

Облокачиваясь на стену, он наблюдает за Хизер с самодовольной ухмылкой, будто бы пытается увидеть те самые сокрытые тайны в ее силуэте. Но она ловко встраивается в декорации его семьи, которым только предстоит стать настоящими сквозь года, когда уже он возьмет все в свои руки.

— Не беспокойся. Ты — гостья, спи хоть до самого отъезда, и слова никто не скажет.

Спенсер о подобном не мечтает. Даже мысленно не может позволить себе дать слабину, пока находится здесь, под крышей отцовского дома. Хогвартс в этом плане дает расслабиться, пощупать в отполированных манерах отголоски себя самого.

Любопытство Хизер его больше забавляет — редко когда их разговоры приобретали такие оттенки, и сейчас сполна предоставилась возможность поиграть во взрослых один на один. Когда они больше, чем просто друзья — представители своих фамилий.

— Ни оранжерей, ни теплиц, мисс Тэтчем, — Уиддон пожимает плечами, нарочито обращаясь к ней именно так, с ухмылкой. — Но места под них имеются. Пару лет назад мой отец загорелся идеей создать несколько исследовательских центров. Купил земли в Ноттингемшире и где-то в Восточной Англии. Работа еще не ведется, но уже близка к началу. Никаких цветников в планах нет.

Если в этом и заключается цель визита, Спенсер во всей красках может представить, чем закончатся разговоры за закрытыми дверьми. Но этой информацией с подругой делиться не спешит, лишь ведет бровью, добавляя:

— Кусачая трава уже заполонила все владения? Или что там сейчас выращивает ваша цветочная мафия? Если хочешь, отдам часть своей комнаты под твои угодья. Зеленого много не бывает.

Неведомое желание остаться еще хотя бы на пару минут заставляет прирасти ногами к полу, когда понимает, что его гонят из комнаты. И только странное оцепенение сходит на нет, он, все так же продолжая играть «хорошего мальчика», нелепо откланиваясь и присвистывая, оставляет ее одну.

Шлейф ее духов растворяется в запахе свежих яблок, окутывающим изумрудные стены его собственной спальни. Спенсер небрежно стягивает с себя пиджак и следом освобождает пуговицу из петли, позволяя себе вздохнуть полной грудью возле полуоткрытого окна, через которое снежинки падают на пол мокрыми следами.

Все вокруг кажется обыденным одиночеством, пока за спиной не раздается тихий звук шагов.

Хизер смогла бы застать его врасплох, не скрипни входная дверь, обозначив ее присутствие. Спенсер оглядывается через плечо, вновь сооружая улыбку вместо расслабленной нахмуренности. В отличие от гостевой комнаты, в его пространство она встраивается безупречно — ложится финальным мазком. Будто так и должно быть.

Так странно.

— Рождество… — задумчиво повторяет он, отводя взгляд.

Недавние события неприятно связываются в узел в районе желудка. Рождество было скандальным, ведь за их столом был чужак.

Незнакомка. Причина воцарившейся убийственной тишины и плохого самочувствия отца, который воспринял полукровку-невесту сына как личное предательство.

Трудно представить, что двигало Кристианом, когда он решил привести эту девушку в дом. Отец, мечтая поспособствовать возвращению семьи в список священных, подобного не простит. И Спенсер его понимает, ведь сам открыто хочет того же.

Долг и честь важнее приземленных чувств. Мимолетных. Так он думает — Спенсер с любовью никогда не сталкивался, но твердо уверен: случись с ним подобное, никогда не пошел бы на предательство. И тем более на то, чтобы продолжить свой род нечистым.

— Как обычно. А подарок твой мне очень даже понравился, спасибо. Обязательно возьму с собой в школу. Правда, я думал, там мы подарками и обменяемся, поэтому свой я не отправил. Но могу исправить это недоразумение прямо сейчас, — он делает шаг назад, поднимая палец. — Один момент.

Из одного из ящиков достает небольшой сверток, перевязанный ленточкой, и протягивает в руки Хизер.

— Подарок скромный, — комментирует Спенсер. — Но я надеюсь, что тебе все же понравится.

Лита горела этой идеей больше, чем он сам. Именно она и договорилась с мастером. Музыкальная шкатулка, инкрустированная небольшими огненными опалами на крышке, играет мелодию, знакомую до боли, но откуда — не вспомнить.

— В шахматы играть, как понимаю, не хочешь? Не осуждаю, я бы с собой тоже играть не стал. — Спенсер падает на кровать и поднимает глаза к потолку, рассматривая приевшийся узор на потолке. — Думаю, у нас есть еще несколько часов до того момента, пока моя мачеха не утопит тебя в новых порциях комплиментов. Как же мне тебя развлечь, мисс Тэтчем?

Постигнуть это искусство непросто.

Избежать неудобного разговора, сказать ровно столько, чтобы не солгать, и мягко увести беседу в иное русло — так, что никто не заметит подвоха. Спенсер делает это почти с природной легкостью, уходит от правды вскользь с загадочной улыбкой.

Ирония в том, что все ценное держит не по воле, а по неведению. Быть хранителем того, о чем не знаешь — особая форма проклятия. Одного из тех, что подлежат «исследованию» — хотя это, конечно же, только догадки.

И, пожалуй, Спенсер больше всего боится, что узнают именно об этом:
О том, что сам к этим секретам не имеет доступа.

Он хочет узнать правду, а не руководится домыслами собственного сочинения. Для исследований артефактов не требуется столько земли. Разговоры об отведении места под музей и магазины звучат как брехня. Бред, в который не верит, но приходится не подавать виду. Ждать, когда наградят. Быть как преданный пес, что надеется увидеть мир за пределами своей конуры.

На тот вопрос Хизер он не ответил, но чем дольше она находится здесь, в его спальне, тем громче неозвученное звучит в голове.

Его веки едва заметно дрожат от пропущенного удара в груди, когда Хизер ложится рядом. Ветер, что меланхолично завывал за окном, наконец проникает внутрь, теряя весь свой нрав. Напоследок показывает остатки игривого характера, путаясь в ее волосах. Пряди гуляют так близко, что щекотят его лицо. Спенсер тянется пальцами, заправляет волосы за ее ухо, осознавая, что впервые касается ее щек.

У всех ли девушек кожа такая мягкая, как у нее?

— Может, ты просто не хочешь меня обидеть? Искусно притворяешься, — он прищуривается, будто пытается в чем-то ее уличить, но серьезность быстро сменяется привычной насмешкой. — И спеть, и станцевать могу, вот только за твои глазки и ушки страшно. Сама не боишься?

Он игриво подмигивает, подпирая голову ладонью — как раз вовремя, чтобы избежать столкновение с локтем. Не хотелось бы все каникулы избавляться от фингала перед новым семестром.

— А так тебе все сразу и скажи. Ладно, до секретов мы еще дойдем. Думаю, тебе понравится. Но раз ты предполагаешь, что я увлекся поэзией… что ж, искорка, буду соответствовать твоим ожиданиям. Только помни, что ты виновата сама.

Спенсер демонстративно откашливается, будто готовится произнести самую пронзительную речь в своей жизни. Затем поднимает голову, ловит взгляд Хизер и, выдержав драматическую паузу, произносит:

— Без лишней лести и обмана, я подвести хочу итог, — замолкает на мгновение, смакуя предстоящие слова: —  Ты с головы до ног желанна, ещё желанней между ног!

Комната заливается его хохотом на последних словах, и вся серьезность, которую выстраивал, рассыпается в ту же секунду.

— Я решил не доставать из арсенала совсем лютую похабщину. Хотя уверен, тебе и не такое посвящали. «Хизер, милая, ну как же ты выросла! И какая же красавица», — экспрессивно передразнивает Литу, морщась: — Вот что похабно. На мой взгляд.

Но Лита не слукавила, даже скорее — не договорила. Спенсер не дурак, чтобы отрицать самую очевидную на свете вещь: Хизер — действительно красавица. И скрывать, что не думал об этом, — о ней и себе — не станет.

Особенно ярко эти мысли мелькали на фоне рождественской катастрофы. Рано или поздно, Спенсеру придется жениться. Но в отличие от Кристиана, брак он воспринимает именно как союз, где чувства не являются основополагающим.

Хизер стала бы для него идеальной женой. Все складывается правильно: чистая кровь, положение, семья, связи. А еще они знакомы с детства, и за это время, кажется, успели выучить друг друга слишком уж хорошо.

Только есть одно «но»: Спенсер далеко не самый идеальный кандидат в ее мужья. Все, что он имеет и будет иметь, — недостаточно. Ни новых богатств, ни той самой вещи, которую Хизер заслуживает больше всего — любви. Такой, о которой слагают легенды в романах и поэмах. Такой, на которую повелся его брат.

Спенсеру иногда даже жаль, что подобного не испытывал. Ни бабочек в животе, ни учащенного сердцебиения, ни бессонниц от переизбытка чувств. И ничего из того, что может подарить одному из самых близких ему людей.

Спенсер никогда не станет героем этих самых книжек, где все заканчивается тем, что «любили они друг друга, и жили долго и счастливо».

Наверняка отец сам подберет ему невесту. Удобную, с которой можно принести в этот мир наследника, но с которой будут жить как незнакомцы. Все это он видел и видит воочию, и себя подготавливает к той же судьбе.

— Так о чем это мы?.. Ах, да, я же тебе кое-что пообещал. Не хочу выдавать все секреты разом, поэтому тебе придется закрыть глаза, — он лениво поднимается с кровати. — Только не подсматривай.

Почти на цыпочках он проходит к комоду. В тайнике, под вторым дном одного из ящиков, когда-то давно хранил сокровища из детства: камни с улицы, фантики или пустые упаковки с «Берти Боттс», где попадались исключительно удачные вкусы. Времена меняются, и теперь ящик заполонил алкоголь, что крал у отца на протяжении двух лет, собирая коллекцию для таких случаев, как этот.

Впервые свои запасы разоряет не в одиночку, поэтому крепкий алкоголь игнорирует, отдавая предпочтение крапивному вину.

— С этим я буду чуточку посговорчивее, — он легонько тычет Хизер в плечо, давая понять, что глаза можно открывать.

Голубоватая жидкость поблескивает по стенкам откупоренной бутылки, которую вручает ей следом.

— Но будь осторожна: я тоже могу этим воспользоваться.