[indent] Август, этот обманчивый август, не принадлежал уже ни к влажной, насыщенной силами лета поре, ни к той меланхоличной, золотистой осени, что обещает успокоение, но лишь подготавливает душу к новым испытаниям; смутное, переходное время, когда воздух, казалось, колебался от невыносимой жары прошедших месяцев и тревожного, нервного ожидания грядущих, наполненных тьмой и неясностью, учебных дней в Хогвартсе, куда, если подумать, и возвращаться-то стало почти преступно страшно.
[indent] Стою посреди этого смутного времени, как всегда — яркой, но почти болезненно-легкой точкой в мире, который всё более сжимается, теряя привычные опоры. Принадлежность к Хаффлпаффу означала для окружающих нечто простое и ясное — вечная улыбка, неиссякаемая доброта, готовность помочь, но на деле же то была лишь тончайшая, почти прозрачная вуаль, сотканная из воли и бесконечной усталости, скрывающая под собой те непоправимые прорехи, что оставила в душе жизнь, не щадя никого, даже самых солнечных своих детей.
[indent] С каждым стуком сердца, что отдавался в ушах неровным, торопливым ритмом, ощущался этот невидимый, но несомненный груз последнего года — год, забравший не просто отца, но ту самую незыблемую, основную точку опоры, вокруг которой вращался весь доверчивый, светлый мир. И теперь, на пороге седьмого курса, неслась эта боль не как острое страдание, что можно выплакать или выкричать, а как нечто постоянно присутствующее, фоновое, похожее на тупую, ноющую боль в старом, сломанном суставе, что давала о себе знать при каждой перемене погоды, при каждом неожиданном смехе, при каждом воспоминании о его громком, успокаивающем голосе, о его руках, пахнувших землей и старой кожей волшебной брони. Эта боль, как ни странно, не ожесточила, но сделала лишь более неистовой в стремлении к жизни, к проявлениям её самых простых, самых очевидных радостей, ибо знала: за границами этой призрачной, ускользающей радости зияет пустота, и единственным способом не упасть в неё было цепляться за других, за их присутствие, за их истории, даже если эти истории казались совершенно чуждыми и, возможно, даже враждебными.
[indent] Именно поэтому, должно быть, Теодор Нотт — этот вечно недовольный, болезненно-бледный юноша со Слизерина, чья чистокровная надменность и отстраненность были столь же очевидны, сколь его острый, циничный ум — стал не просто знакомым, а тем самым сложным, неразрешимым, но притягательным узлом, за который ухватилась с присущей Хаффлпаффу упрямой надеждой. О, сколько было между нами сказано и не сказано, сколько стрел выпущено из его уст, наполненных ядом и тяжелыми, меткими подколками, сколько слёз тайно пролито в подушку после таких встреч, и сколько раз потом вновь сходились, как два магнита, отталкивающиеся и притягивающиеся одновременно, чтобы снова обменяться неловкими, но уже более искренними фразами, чтобы разделить мимолетный, почти пугающий нас обоих смех, и чтобы, наконец, прийти к этому шаткому примирению, которое висело в воздухе, как тончайшая, паутинная нить, готовая оборваться от малейшего дуновения неосторожного слова.
[indent] Прекрасно понимала, что для него, Нотта, была, наверное, лишь какой-то странной, не вписывающейся в его узкий мир аномалией, слишком громкой, слишком открытой, слишком... прилипалой — да, именно так, и это слово, брошенное им однажды в пылу ссоры, принято было с какой-то горькой нежностью, ибо он был прав, действительно прилипала к нему, ведь в его отстраненности и цинизме каким-то необъяснимым образом видела не слабость, а вызов, не отчуждение, а лишь глубоко скрытую потребность в чём-то настоящем, в чём-то живом.
[indent] В кармане немного выцветших джинсов, пошитых по маггловской моде, что он, должно быть, с презрением назовет «вульгарным тряпьём», оттягивали ткань ключи от машины — старого, раздолбанного "Форда", который казался точным отражением собственной жизни: неновый, побитый, с парой-тройкой заметных вмятин, но всё ещё верный, всё ещё способный ехать и увозить оттуда, где слишком больно, и привозить туда, где есть хоть намек на чудо.
[indent] Лицензия получена не из прихоти, а из желания хоть немного быть как все, нести в себе эту двойственность мира, и теперь, когда Нотт по какой-то совершенно необъяснимой причине, в момент странной, почти пьяной слабости, пообещал исполнить любое желание, выбор пал на это — показать ему миг магглов. Это было не просто желание, это была миссия, почти крестовый поход, смутно сформулированный в голове как необходимость доказать ему, этому чистокровному снобу, что люди без магии — они тоже люди: живые, переживающие, любящие, страдающие, и их не нужно бояться или презирать, а нужно просто видеть.
[indent] Запланирован целый ворох событий, от посещения шумного, вибрирующего маггловского концерта, где музыка звучала не от волшебной палочки, а от усиленных электричеством инструментов, до простой прогулки по парку, чтобы он увидел их детей, их стариков, их суетливую, но честную жизнь, но до последнего момента сердце сжималось от страха, что он, Теодор Нотт, просто сольется, решив, что это была глупая, недостойная его внимания блажь.
[indent] Я стояла на краю переулка, куда назначена встреча, и глаза, привыкшие к волшебным вспышкам и теням, напрасно искали его среди шумной, плотной толпы магглов, спешащих по своим, неведомым делам; здесь было слишком шумно, слишком много запахов — жареного теста, выхлопных газов, дешёвого парфюма — и тонкий слух, настроенный на распознавание знакомых интонаций, терялся в этом гуле. Но вот, чуть впереди, на фоне серой, исписанной граффити стены, взгляд уловил что-то совершенно знакомое, что-то чуждое этому хаосу и потому сразу бросающееся в глаза — высокая, слишком прямая, почти надменная фигура, в темной кожаной куртке под которой было подобие какого-то худи (ибо Нотт никогда не мог позволить себе выглядеть «просто») с развевающимися от легкого ветерка темными волосами, что всегда казались слегка растрепанными, как будто он только что сражался с ветром или с собственными мыслями.
Сердце сделало невообразимый кульбит, от радости и отчаяния одновременно, и, не окликая его (всё равно не услышит в этом шуме), двинулась вперед, просачиваясь сквозь толпу с легкостью опытного городского жителя. Подошла к нему незаметно — и в этом было что-то почти волшебное, потому что Нотт, как и любой слизеринец, всегда держал вокруг себя невидимую зону отчуждения, которую было почти невозможно нарушить. А затем, повинуясь внезапному, неконтролируемому порыву, желанию одновременно напугать его, утвердить свое присутствие и просто прикоснуться к нему, совершено то, что, по всем законам наших странных, напряжённых отношений, было абсолютно запрещено: с наскоку обняла его, обхватывая его тонкую талию обеими руками, прижимаясь к его спине так крепко и неожиданно, что он, должно быть, ощутил эту атаку как удар, как нечто совершенно немыслимое в его строго расчерченном мире.
[indent] Нотт вздрогнул, резко, как от внезапного разряда, и издал нечто среднее между испуганным вздохом и тихим, почти неприличным ругательством, его тело напряглось до каменной твердости, и почти ощутила, как он, чистокровный, гордый Нотт, чуть было не умер от сердечного приступа прямо посреди этого маггловского переулка. Вот это была бы новость.
[indent] Не отпуская его, прислонилась губами к его уху, и, расплываясь в широкой, совершенно искренней улыбке, что осветила лицо, как внезапно появившееся солнце, прошептала, слегка растягивая слова, чтобы они не потерялись в шуме:
[indent] — С прибытием в дивный мир людей, мистер Нотт. Тебе определенно «понравится».
[indent] И в этом шепоте было не только обещание безумной, нелепой поездки, но и невысказанное, глубинное убеждение, что, быть может, где-то в этом дивном мире, даже среди этого хаоса и безволшебной суеты, мы сможем найти нечто, что позволит нашему шаткому, едва установившемуся миру выстоять против приближающейся тьмы.

[indent] Август тысяча девятьсот девяносто седьмого года, в душном, раскаленном дыхании маггловского Лондона, пропитанном запахом выхлопных газов, жареного мяса из ближайших лавочек и неведомой, но неотвратимой суеты, Каролина наконец обрела то, чего так долго ждала, – встречу с Теодором Ноттом, — только вот в глазах его, окаймленных надменной скукой и явным недовольством, не загорелось ни малейшего огонька радости от этого столь долгожданного "свидания", а лишь отражалось раздражение, вызванное, несомненно, этой самой, чуждой ему атмосферой, этим бесконечным, нелепым скоплением людей, торопящихся неведомо куда.
[indent] Она стояла, с легкостью принявшая эту новую, непривычную жизнь, где палочка, верная помощница в мире волшебства, была совершенно излишним грузом, и с тем особенным, почти философским спокойствием, присущим тем, кто знает, что за видимой суетой кроется нечто большее, наблюдала за тонкими чертами его лица, – он, наследник древней, богатой крови, всем своим видом демонстрировал, как же нелеп и отвратителен для него этот мир, в который она его с такой бесхитростной радостью привела, мир, в котором когда-то давно, в другое, безвозвратно ушедшее время, ее собственный отец, — чье теплое, родное плечо она так ясно ощущала сейчас, вспоминая их прогулки, — крепко держал ее за маленькую руку, делясь с ней радостью самых простых мгновений, самых обыкновенных Лондонских улиц.
[indent] И хотя ей, было не по себе от осознания той пропасти, что лежала между их финансовым положением, – она, абсолютный бедняк рядом с блистательным богатством Нотта, – она с твердостью знала, что свою часть расходов, свою долю в этом маленьком, дерзком приключении, она потянет, и даже сверх того, на непредвиденные расходы, на маленькие, но важные сюрпризы, у нее хватит, ибо она была слишком горда и, быть может, слишком влюблена в сам процесс подготовки, чтобы позволить себе отказаться от этой радости, – а потому, держа в тайне этот, ею так тщательно продуманный, план на ближайшие дни, она лишь улыбалась краешками губ, зная, что впереди Тео, даже не подозревая об этом, ждет нечто куда более нелепое, чем просто прогулка по этому "отвратительному" городу.
[indent] — Если с тобой что-то и случится, то я помогу. Ты ведь знаешь — я ведь хороша в целительстве, — подмигивает, но Нотт не так уж и вдохновлен. Ну как, как же можно быть таким... сухарем в таком юном возрасте!?
[indent] — Это объятья, а не Круциатус, Тео, — резонно парирует она поправляя прядь выбившуюся из прически. Хотя, прической это трудно назвать - длинные темные волосы распущены и гуляют по ветру, — и если ты это сделаешь, я буду являться тебе во снах, в самые неподходящий момент. Поверь, тебе это тоооочно не понравится, — она протянула это глупо хихикнув, живо представляя себя призраком, который еще и во сны приходит. Забавно.
[indent] Мимо них, словно бесформенный, но мощный поток, текли людские массы: клерки в накрахманных воротничках, туристы с распахнутыми ртами, мамы, спешащие с детьми, — и этот гомон, этот шум, эта нескончаемая череда шагов, голосов и гудков автомобилей, — все это было для Каролины не фоном, но самой жизнью, той, другой жизнью, которую Тео, кажется, отказывался принимать, не желая сбрасывать с себя мантию надменного волшебника, — и вот, когда их взору предстал этот ветхий, старый, словно вышедший из давно забытой эпохи, форд, который и должен был стать их первым средством передвижения в этом приключении, ее глаза, полные едва сдерживаемого веселья, обратились к Нотту. И в его реакции, в этом легком, едва заметном, но все же отчетливом презрительном изгибе губ, Каролина с печалью, но без удивления, прочла все: нет, он не понимал, и его вдохновение предстоящей поездкой на этом древнем маггловском "форде" по улицам ее, Каролины, любимого города, было на нуле, что лишь подстегнуло ее решимость превратить эти дни в нечто незабываемое, даже вопреки его снобистской воле.
[indent] Едва лишь старый, потрёпанный временем "Форд", с его облезлой краской и невыразимо маггловским видом, привлёк к себе внимание Нотта, как из его уст вырвался этот, пропитанный откровенным недоумением, вопрос: "Поедем ли мы на этом?" — и он указал на машину так, словно перед ним предстало нечто невообразимо грязное и низменное, нечто, что оскорбляло сам факт его присутствия в этом мире, — и тут же, словно подхваченная внезапным порывом ветра, Каролина встрепенулась, — в её голосе, обычно мягком и мелодичном, прозвучали нотки стальной решимости, что совершенно не вязались с её хаффлпаффской репутацией.
[indent] — Да, Теодор, мы поедем на этом, и точка, — отрезала она, и в её глазах, казалось, загорелся тот особенный, едкий огонек, что вспыхивает у бедняков, когда они сталкиваются с неприкрытым снобизмом богатства, — это лучшая машина, которую я смогла найти, и кое-кому просто необходимо снизойти до нас, простых смертных, и осознать, что мир не вертится вокруг магии. А если проще — просто доверься мне. Разве я тебя когда-то подводила?
[indent] В том-то и дело, что с ее стороны никогда не было каких-то моментов обмана или чего-то подобного. Она — открытая книга. Захочет ли он ее изучить? Или быть может не дойдет дальше первой страницы, закинув после на дальнюю полку?
[indent] С этими словами она распахнула переднюю дверцу, а её рука указала на заднее сиденье, где, между прочим, словно небольшая, но важная деталь, лежала пара банок газировки — её любимого напитка из мира магглов, сладкого и шипучего, что всегда поднимал ей настроение, — и, повернувшись к нему с широкой, обезоруживающей улыбкой, полной незыблемой уверенности, добавила.
[indent] — Тебе точно понравится, Теодор, вот увидишь; это совершенно другой вкус свободы, нежели полёт на метле.
И вот они, наконец, уселись в салон, где смешались запахи старой обивки, немного бензина и свежего лондонского воздуха, — и пока Каролина, с сосредоточенным лицом, вставляла ключ в замок зажигания, а потом, после пары негромких, но тревожных чиханий мотора, заставляла его, наконец, завестись с уверенным, хоть и немного хриплым гулом, Теодор, этот мрачный и загадочный Нотт, вдруг заговорил, — и в его голосе, к её величайшему удивлению, не было ни грамма обычного сарказма или презрения.
[indent] "Спасибо" — произнес он, и в этой короткой, сухой фразе вдруг проявилась такая искренность, такая неприкрытая, почти детская благодарность за то, что она не опоздала, что не заставила его ждать под палящим солнцем, в этом гудящем, чужом мире, что сердце Каролины сладко ёкнуло, и она поняла, что даже самые высокие стены снобизма иногда могут рухнуть перед лицом простых, человеческих поступков.
[indent] — Спасибо, что согласился, — и на её губах расцвела слабая, едва заметная улыбка.
Затем она ловко извернулась в своем кресле и, протянув руку к заднему сидению, выудила две холодные, запотевшие банки газировки, — этот искрящийся, шипучий напиток, который она так любила, будучи своего рода символом этого, ею столь обожаемого, маггловского мира.
[indent] — За выходные? — спросила она, и, не дожидаясь ответа, приподняла свою банку, стукнув ею о ту, что протягивала Теодору, — этот тихий, металлический звон был словно тост за их общее, пусть и вынужденное, приключение.
[indent] —Конечно-конечно, это тебе не Сливочное пиво, — она сделала пару блаженных глотков, на мгновение прикрыв глаза от удовольствия, словно вкушая не просто напиток, но саму суть свободы, — но, уверяю, в разы вкуснее, если знаешь, как его пить, — и, поставив банку в подстаканник, вновь обратила к нему свой лучистый, возбужденный взгляд.
[indent] — Готов?, — и, не дождавшись даже малейшего кивка или слова, она, с какой-то отчаянной, хаффлпаффской смелостью, вдавила педаль газа в пол, и старый "Форд", словно внезапно обретя второе дыхание, сорвался с места с такой неистовой скоростью, что даже Каролина ощутила легкий толчок в груди, а Нотт, судя по тому, как он вцепился в подлокотник, кажется, был доведен до очередного, пусть и не столь фатального, инфаркта от этого маггловского безумия.
[indent] Ехать, по плану Каролины, было не так уж и далеко, если, конечно, не принимать в расчет то, что прямо перед въездом на шоссе уже маячила, словно зловещее предзнаменование, сгущающаяся пробка, — ах, и да, небеса над ними, казалось, готовились разразиться, — погода, эта непредсказуемая, вечно хмурая лондонская погода, совсем скоро должна была окончательно сойти с ума, и Каролина невольно задалась вопросом, — а может быть, это просто Теодор Нотт, этот ходячий сгусток мрачности и недовольства, своим смурным взглядом портит климат вокруг себя, словно персональный, ходячий дементор, от которого не спрятаться даже в салоне старого "Форда"?

Отредактировано Caroline Purvis (12.12.25 21:45)

[indent] — С машиной всё хорошо, — она глянула на датчики на приборной панели и выдохнула, — да, она не новая, но это не отменяет того факта, что все это время она не подводила меня. Тем более — чем богаты, тому и рады, — легкая улыбка коснулась лица Каро и она вперила взор в дорогу.
[indent] Автомобиль, наконец, замер в этом тяжелом, вязком плену надвигающейся пробки, словно старый, уставший зверь, пойманный в западню, и шум лондонских улиц, этот нескончаемый гул, вдруг отозвался в Каролине не внешним раздражителем, но глубокой, почти физической тишиной внутри, — и тут, внезапно, словно вихрь, ворвавшийся из безвозвратно ушедших лет, нахлынуло воспоминание об отце, — именно он, этот удивительный, беззаветно влюбленный в маггловский мир человек, который так отличался от всех волшебников, которых она знала, впервые открыл для нее этот мир, полный удивительных, порой нелепых вещей, и они вместе, словно два тайных исследователя, изучали самые обыкновенные, чуждые волшебству диковинки.
[indent] Она с болезненной ясностью вспомнила тот день, когда они приобрели этот самый "Форд", который сейчас, потрепанный и гордый, стоял посреди шоссе, — отец, с широкой, но виноватой улыбкой, отдал за него немыслимо много денег, и, разумеется, после, дома, мать, с этой ее прагматичной, но нежной бережливостью, долго и укоризненно отчитывала его, ведь они не могли позволить себе такой роскоши, такой рухляди, когда каждая монета должна быть на счету.
[indent] Но страшнее и больнее, чем все финансовые неурядицы и материнские упреки, было не воспоминание о смешном скандале, а не зажившая, ноющая рана его смерти, — этот проклятый, горестный день до сих пор оставался для Каролины зияющей пропастью, в которую она боялась заглядывать, — и именно в тот, самый отчаянный вечер, когда она, казалось, была готова навсегда утонуть в своем горе, она, эта хрупкая, юная волшебница, которая всегда прятала свою слабость за показной жизнерадостностью, рыдала о потере отца на плече Теодора Нотта, — того самого надменного, отчужденного слизеринца, чье присутствие в ее жизни было чистейшей, нелепой случайностью, — и этот момент, этот взрыв отчаяния, когда она полностью потеряла контроль над собой, навсегда остался их горькой, непроизнесенной тайной.
[indent] Она знала, что Теодор, этот мрачный хранитель слизеринской чести, никому бы и не рассказал об этом: ведь это было бы ниже его достоинства, ниже всех его принципов, — утешать и, тем более, разделить столь интимный момент с какой-то там полукровной девчонкой из Хаффлпаффа, — и эта мысль, этот циничный, но спасительный вывод, лишь сильнее сжимал её сердце, пока она, очнувшись от флешбэка, смотрела на дорогу, чувствуя, как начинают падать первые, тяжелые капли дождя, а Теодор, сидящий рядом, кажется, был совершенно не в курсе тех эмоциональных бурь, что только что пронеслись в её душе.
[indent] Она поспешно, почти машинально, провела тыльной стороной ладони по щекам, быстро вытирая катящиеся слезы, надеясь всей душой, что Теодор, погруженный в свое привычное, отчужденное созерцание внешней суеты, ничего не успел заметить в тусклом свете салона. А если бы и заметил, если бы его проницательный, слишком уж острый взгляд вдруг уловил эту предательскую влагу, она бы, не моргнув глазом, солгала о внезапно попавшей в глаза соринке, — ведь это было куда менее унизительно и куда более приемлемо, чем вновь обнажить перед ним ту болезненную слабость, которую он однажды уже видел.
[indent] — Ну прости, что ты застрял тут со мной. Ты мог бы влить вон тем дамочкам амортенцию в рот, и они бы составили тебе компанию на заднем сидении, — и до того, как Тео перевел взор на красоток из соседней машины Каро резко притормозила, словно привлекая к себе внимание, — но в этой машине никто не будет сношаться и сосаться, простите, — она словила на себе оценивающий взгляд девчонок и показала им средний палец. Да, это совсем не в ее духе, но порой ей встречались личности, которые бесили одним своим видом. Так вот это именно такой вариант. 
[indent] Едва лишь Каролина успела стереть последние следы своего внезапного горя, как почувствовала, что Теодор чуть подался к ней, — это движение, небольшое, но намеренное, мгновенно нарушило границы их личного пространства в тесном салоне, и она ощутила, как его присутствие, это концентрированное, давящее ощущение слизеринской надменности, усилилось, даже несмотря на его нелепую, скрюченную позу в этом неудобном кресле.
[indent] И вот, его голос, сухой и полный скрытого сарказма, прозвучал, словно холодный упрек: он спрашивал, является ли эта пробка частью ее "плана", не должны ли они, по ее задумке, "наслаждаться этим", и, наконец, обвел рукой застывшие автомобили, словно указывая на уродливый, но важный экспонат: "Или это, — говорил он, — метафора маггловской жизни? Бессмысленное движение ради того, чтобы замереть в итоге на месте?"
[indent] Каролина, слушая его, чувствовала, как нарастает в ней тихое, но упорное недоумение: почему Теодор так старательно отгораживался от нее и от всего, что происходило вокруг, словно возводил вокруг себя невидимую, но неприступную стену, сделанную из презрения и высокомерия? Она ведь хотела лишь самого простого: показать ему другую сторону жизни, ту, что лишена магического блеска и фамильного бремени. Да, здесь, в этом мире магглов, все было прозаичнее, не так круто, как в дорогих, пропитанных древней магией, домах чистокровных семейств, но разве в этом заключался смысл?
[indent] — Знаешь... отец всегда говорил о том, что иногда важно замедляться, останавливаться, даже когда все вокруг тонет в плохом и дурном предчувствии — важно ловить этот мимолетный, светлый момент, эту крохотную радость в повседневности, ведь без этого можно сойти с ума и потерять себя. Я не хотела бы, чтобы такое случилось со мной... и не хотела бы, чтобы ты однажды потерял себя.
[indent] Откровение которое далось крайне тяжело. Её отец всегда, до самого конца, учил ее искать свет даже в самой кромешной тьме, и именно этот урок она пыталась, с упрямством хаффлпаффа, донести до неприступного Тео, который, казалось, был слишком напуган, чтобы опустить свою защитную маску и просто увидеть.
[indent] И вот, словно по капризу судьбы, эта бессмысленная, давящая остановка вдруг оборвалась: им удалось выехать из пробки и, миновав главный затор, свернуть на дублер, — дорога, конечно, значительно удлинилась, но зато, к радости Каролины, машин здесь было совсем мало, — пространство вокруг них внезапно стало чистым, свободным, и в этот момент она почувствовала прилив такой неистовой, почти детской радости, что мгновенно позабыла о словах Нотта.
[indent] Не раздумывая, Каролина вдавила педаль газа в пол, и старый "Форд", обретя свою истинную, давно забытую скорость, резко понесся по дороге, поглощая метры асфальта с упорством, достойным лучшего применения. Ветер шумел и свистел, и Каролина, с лихорадочным блеском в глазах, опустила свое окно и, высунув в поток воздуха руку, стала ловить импрессивные, невидимые струи, словно пытаясь ухватить саму быстротечность этого мгновения, этой свободы.
[indent] — Попробуй, Теодор, тебе понравится! — воскликнула она, ее голос был почти заглушен шумом ветра, — Или, может, просто проветри голову? — и на такой скорости, когда лицо обдувает прохладой и все мысли, казалось, уносятся прочь, это действительно ощущалось особенно хорошо, словно очищение от всего мрачного и тяжелого.
[indent] Так прошло чуть больше двадцати минут этого неистового, освежающего полёта, этого триумфа скорости над заторами, — но затем, внезапно и неотвратимо, грянул гром, — этот раскатистый, грозный звук, который, казалось, сотряс саму землю, — и тучи, парализовавшие небо своим свинцовым весом, начали изливать из себя тонны воды. Дождь обрушился на машину не просто ливнем, а настоящей стеной, барабаня по крыше и лобовому стеклу с такой силой, что дворники не справлялись, лишь бессильно размазывая потоки воды. Видимость упала почти до нуля, и Каролина, нервно покусывая нижнюю губу, тут же сбросила скорость, возвращаясь из мира радостного безумия в мир суровой, неконтролируемой реальности.
[indent] Прогремевший в небе гром стал лишь прелюдией к полному фиаско: после того, как колесо с душераздирающим стуком провалилось в скрытую под водой выбоину, мотор, словно вздохнув в последний раз, закашлялся и окончательно заглох. В салоне воцарилась тишина, прерываемая лишь неумолимым, яростным барабаном дождя по металлу крыши. Первой реакцией Каролины было отчаянное, лихорадочное поворачивание ключа, но "Форд" лишь издавал жалкий, умирающий звук, отказываясь даже чихнуть.
[indent] Словно приняв неизбежность этого жалкого, мокрого финала, Каролина с глубоким, отчаянным вздохом, который, казалось, вобрал в себя весь скопившийся в салоне влажный воздух, повернулась к Теодору, но не успела она и слова сказать, как увидела, как его тонкие, аристократические губы дрогнули, складываясь в гримасу, — нет, это было не выражение ярости, но скорее глубочайшего отвращения, смешанного с той ледяной гордостью, которая не позволяла ему признать себя жертвой столь низменных обстоятельств.
[indent] Они оба вышли из машины, немедленно промокнув до нитки от хлынувшего ливня, и, подняв тяжелый, мокрый капот, склонились над загадочным, чуждым им механизмом. Вокруг пахло бензином и перегретым металлом, а они, две юные волшебные надежды, с полным непониманием разглядывали переплетение проводов и металлических деталей, — это было зрелище столь нелепое и бесполезное, что даже Каролина не смогла сдержать слабого, горького смешка. Стало очевидно: здесь их знания бессильны, и только пешая прогулка под дождем спасет их от этого жалкого, мокрого тупика.
[indent] — Ты ведь взял палочку, так?, — она отвлеклась от созерцания внутренностей "Форда",— так вот не доставай ее... нам голову открутят и выпрут со школы, если мы применим магию вне ее стен поэтому... давай, давай дойдем до мотеля... смотри, — она глянула куда-то вперед, там вдали маячили огоньки маленького мотеля, — можно будет переждать непогоду и вызвать автомеханика... 
[indent] От дождя и ветра ей уже было очень холодно, тело содрогалось в дрожи, которую Каролина тщательно пыталась скрыть, — ну... или ты можешь трансгрессировать домой и оставить меня здесь, если хочешь..., — ей отчаянно хотелось, чтобы он принял это, пусть и маленькое, но общее несчастье, как часть той жизни, которую она пыталась ему показать.

[indent] И пока Каролина, в этой мокрой, мерзкой мгле, утопала в своих горьких размышлениях о бессмысленности своих усилий, чувствуя, как предательская влага слёз смешивается с потоками дождя, Теодор Нотт, до этого момента застывший словно монумент в своем чистокровном презрении, вдруг шевельнулся.
[indent] Он не рассмеялся, не отвернулся с презрением, как сделали бы его друзья, — этого, казалось, Каролина боялась больше всего. Вместо этого он медленно, словно преодолевая невидимое сопротивление, повернул голову к ней, и его глаза, обычно полные холодной насмешки, теперь были просто пустыми и усталыми, отражая лишь беспощадный свет фар проезжающих мимо машин.
[indent] В этом его безмолвии, в этом долгом, тяжелом взгляде, Каролина почувствовала все его невысказанные упреки, всю его слизеринскую горечь и цинизм: бессилие, бессмысленность, глупость. Он будто бы без слов говорил ей: "Я здесь, но ты провалилась. Твоё 'приключение' — это жалкое, мокрое фиаско.". Так уж вышло, что иногда Тео умело отталкивал ее. Умело делал больно. Замечал ли?
[indent] Она стояла, принимая этот беззвучный приговор, и в груди её разгорался тихий, упрямый огонек сопротивления. Да, всё шло не так, и она была мокрая, жалкая и беспомощная, но Каролина не могла сдаться в этой своей вере. Она так отчаянно хотела показать ему другой мир, свой мир — мир, где простота и искренность значили больше, чем кровь и деньги, мир, который любил её отец, — и хотя она не знала, какой в этом смысл, какая скрытая цель двигала ею, почему она так настойчиво пыталась пробить эту слизеринскую броню, огромное желание заставить его увидеть этот свет было, и Каролина, с присущей ей хаффлпаффской упрямостью, не могла его игнорировать.
[indent] Внезапно, когда Каролина только собиралась дать отпор его безмолвному осуждению, он схватил ее за руку — жест был резким, неожиданным, так что она охнула, но, словно парализованная этим внезапным, непривычным прикосновением, не отстранилась. Этот жест был совершенно непривычным для Теодора, он довлел над ней, нависал словно дамоклов меч, и Каролина чувствовала, как один его сосредоточенный взор порабощает каждую клеточку ее тела, пригвождая ее к мокрому асфальту.
[indent] Она внутренне сжалась, поддаваясь иррациональному страху, словно он мог сделать ей что-то плохое, но тут же одернула себя: в Теодоре она была абсолютно, отчего-то, уверена, — он бы не стал. А вот его друзья... они, она знала, в свое время так уже веселились, ей прилетало от них и не раз, они проворачивали свои идиотские приколы, когда Тео не было рядом, а она не жаловалась, потому что кому нужны её, полукровки, жалобы? Как глупо.
[indent] И, словно вырываясь из этой цепи мучительных мыслей, она еле слышно, почти шепотом, который был тут же заглушен ревом проезжающей мимо машины, произнесла:
[indent]  — Спасибо, что согласился... терпеть.
[indent] Когда Нотт отпустил ее руку, девушка поёжилась не столько от холода, сколько от внезапной пустоты, и глянула в сторону мотеля, чей тусклый свет едва пробивался сквозь пелену дождя.
[indent] Прежде чем окончательно сдаться на волю стихии, она поспешно загрузила в свою сумку пару банок газировки, взяла ключи от машины, какие-то документы и, наконец, направилась к Нотту, который, не сказав ни слова, уже ждал её. Он подгонял ее не словами, а своим быстрым, длинным шагом, который, казалось бы, со стороны выглядел грубовато, но Каролина поддалась и этому, послушно шагая рядом, трясясь как осиновый лист на ветру, — от холода, от напряжения, от близости этого загадочного парня.
[indent] — Я иду, — запыхавшись, крикнула она, — не забывай... ты выше, и шаг у тебя больше.
[indent] Ей вот приходилось делать два шага вместо одного, что делал Нотт, и в такую погоду идти и вовсе было тяжело, но, с горем пополам, они добрались до маленького мотеля у дороги. Вокруг, словно призраки, стояли машины, и Каролина, переводя прерывистое дыхание, взмолилась Мерлину, чтобы там оказался свободный номер, иначе Нотт её точно пристукнет за все эти злоключения.
[indent] Едва добравшись до тяжелой, скрипучей двери мотеля, Теодор, с неожиданным для него галантностью или просто из-за практической необходимости, придержал ее, и Каролина, словно мокрое, замерзшее привидение, вошла в помещение. Теплый, спертый воздух внутри, пропитанный запахом старого ковра, сигаретного дыма и дезинфицирующего средства, был резким, почти шокирующим перепадом температуры после ледяного ливня, и от этого Каролину затрясло еще сильнее, — мелкая, неудержимая дрожь пробирала её до костей.
[indent] За низкой, стойкой регистрации, освещенной тусклой флуоресцентной лампой, сидела пожилая женщина с начесанной седой прической и нахмуренным лицом. Она, не отрываясь от своего кроссворда, смерила их взглядом — долгим, оценивающим взглядом, полным того маггловского равнодушия, которое видело тысячи таких же промокших и несчастных путников, — и, не найдя, очевидно, ничего достойного внимания в этой паре мокрых, странно одетых подростков, промолчала, возвращаясь к своему занятию.
[indent] Каролина, стоящая рядом с Теодором, буквально ощутила, как напрягся Нотт, словно струна, готовая лопнуть от возмущения, — о, его эго от этого жеста маггловского равнодушия, от этого игнорирования его чистокровной персоны, раздулось до предела, вытесняя, казалось, весь воздух в комнате. Она понимала, что еще секунда, и он, не выдержав, разразится какой-нибудь слизеринской тирадой, после которой их выкинут пинком под зад, — а её зад, она знала, был хорошенький, явно не для таких пинательных экспериментов создан.
[indent] Она опередила его, сделав шаг вперед и изобразив на лице самую обезоруживающую, хаффлпаффскую улыбку.
[indent] —  Нам бы хотелось снять в вашем прекрасном мотеле номер, — произнесла она, вкладывая в каждое слово чрезмерное, но искреннее тепло, — наша машина сломалась, а тут ваш мотель... как спасительный маяк в этом шторме.
[indent] Каролина умела расположить к себе людей, и этот комплимент, пусть и преувеличенный, подействовал.
[indent] Женщина, наконец, отвлеклась от своих дел и, отложив кроссворд, бесстрастно попросила удостоверения. Каролина, словно фокусник, вытянула и свое, и… Нотта. О, его взгляд изменился! От надменного безразличия не осталось и следа — его глаза сверкнули смесью удивления и, возможно, даже легкого восхищения: да, поддельные удостоверения, классика жанра! Как умно, как по-маггловски дерзко.
[indent] Женщина что-то долго выверяла, медленно перелистывая страницы, а потом, наконец, подняла на них мутный взгляд и произнесла, что свободен лишь один номер, но они, кажется ей, слишком молоды для него. Ни Каролина, ни Нотт, озабоченные лишь желанием высохнуть и спастись от ливня, даже не подумали, в чем вся соль этого замечания, но споро согласились на номер, потому что деваться, кроме как снова идти под ливень, было некуда.
[indent] — Да, молоды..., — Каролина, почувствовав, что нужно закрыть этот неловкий момент, глупо ухмыльнулась и, наклонившись к стойке, добавила, понизив голос до заговорщицкого шепота: — поэтому берем от жизни все, понимаете?
[indent] Она игриво подмигнула Нотту, который стоял мрачнее тучи, но, к ее великому изумлению и внутренней радости, Теодор, кажется, уловив тон момента, выдал из себя некое подобие улыбки, кривую и короткую, но определенно — улыбку.
[indent] Номер оплатил Теодор, хоть Каро и пыталась найти в своей сумке пару-тройку купюр.
[indent] Наконец, заполучив в свои мокрые руки ключи, они двинулись по коридору, пахнущему чистящими средствами и сыростью, и остановились у нужной двери. Когда она открылась, Каролина, окинув взглядом помещение, таки поняла, о чем говорила женщина: прямо посреди комнаты стояла одна-единственная кровать, и та была застелена ослепительно белым бельем, — а над изголовьем, о Мерлин, висела какая-то нелепая, розовая драпировка. Это был, без сомнения, номер для новобрачных. "Потрясающе," — язвительно пронеслось у нее в голове, хотя внешне она сохраняла остатки самообладания.
[indent] Она оглянулась на Тео, но тот, кажется, был в таком же шоке, как и она. Его обычное, отстраненное выражение лица сменилось полной растерянностью, и он смотрел на эту, слишком интимную для них обоих, кровать, как на вражескую мандрагору. Впрочем, деваться было некуда, — в этой крохотной комнатушке даже кресла не было, чтобы развести их по разным углам.
[indent] Когда дверь за ними закрылась, Каролина, чувствуя, как нарастает неловкое, электрическое напряжение, попыталась как-то разрядить обстановку и, трясясь от холода, выдавила:
[indent] — Нам ведь главное согреться, да?
[indent] Вышло еще хуже! Она говорила о физическом тепле, но, стоя мокрой напротив огромной, застеленной белым кровати в номере для новобрачных, это самое "тепло" немедленно освещалось совершенно иным подтекстом. Ее щеки вспыхнули румянцем, который, к счастью, был почти незаметен на фоне её мокрого, бледного лица.
[indent] — В смысле... ну, ты понял. Платонически. Вы-сох-нуть. Погреться под душем... Да, душем, — пробормотала она, чувствуя себя невероятно глупо. Она кивнула в сторону ванной комнаты, словно именно душ был главной целью всего их путешествия, а не бессмысленное приключение.
[indent] Каролина, пытаясь игнорировать неловкость и сосредоточиться на главной задаче — тепле, споро стянула с себя обувь, которая хлюпала от воды, и поставила ее прямо возле единственного обогревателя, без которого в этой комнате, несмотря на заверения консьержки, было бы адски холодно.
[indent] Следом она принялась стягивать свою толстовку. Мокрая одежда была тяжелой и липкой, и она немного замешкалась, пытаясь освободить из нее руки. В этот момент Теодору, который стоял, мокрый и неподвижный, словно статуя, представилась возможность созерцать поистине неловкую картину: приталенная, насквозь промокшая белая футболка под толстовкой, ставшая от воды почти прозрачной, облепила ее тело, буквально не оставляя простора фантазии. Сквозь ткань проступали контуры её фигуры, и Каролина, внезапно осознав всю степень своей открытости, почувствовала, как по ее спине пробегает жар стыда.
[indent] — Черт, — выдохнула она, пытаясь потянуть за воротник, но толстовка застряла на голове. Она, кажется, поняла: ей нужна была небольшая помощь.

[indent] Каролина в этот момент, стоя перед Теодором в мокрой, почти прозрачной одежде, чувствовала себя самой последней идиоткой. Как же можно было запутаться в собственной одежде? Эта нелепая ситуация, которая в любой другой обстановке вызвала бы у нее смех, сейчас была лишь новым уровнем унижения. Толстовка, пропитавшись дождем, стала такой тяжелой, липкой и неподъемной, что её хрупким рукам девушки было с ней не справиться. Она тщетно пыталась высвободиться, дергала воротник, но только сильнее затягивала ткань вокруг головы и шеи. Наконец, отчаявшись и обессилев от холода и напряжения, она сдалась, приняв этот мокрый, неловкий плен.
[indent] Это было похоже на акт капитуляции. Она буквально доверила всю себя — читай, своё спасение от великой и могучей толстовки — мистеру Нотту. Вновь, как это часто случалось в его присутствии, Каролина поддалась его "чарам", — не чарам волшебства, а чарам его отстраненной уверенности и аристократического превосходства, — просто доверилась ему, как ребенок, которого достают из западни.
Когда она почувствовала, как его пальцы, прохладные, но сильные, впервые коснулись мокрой ткани на её спине и плечах, пытаясь ухватить край толстовки, Каролина невольно вздрогнула. Это было не от холода, а от внезапной близости и интимности момента. Ее сердце пропустило пару ударов, предательски сжавшись в груди. Этот тактильный контакт, пусть и необходимый, ощущался как пересечение невидимой, но важной границы.
[indent] — Я не делаю хуж..., — начала она говорить, пытаясь дать какое-то нелепое, бессмысленное объяснение своего ступора, но не успела договорить, потерявшись в этой влажной, тяжелой толстовке.
[indent] Потому что мистер Нотт, не обращая внимания на ее бормотание, скомандовал: "Подними руки." Это был не вопрос, не просьба, а приказ, отданный тихо, но с той холодной, императивной уверенностью, которая была ему присуща.
[indent] И она вновь повиновалась. Подняла руки над головой, словно под дулом пистолета, давая ему полный доступ. Это было так глупо, так нелепо, но в то же время так приятно — ощущать себя в его полной власти. Власть эта была лишь на секунду, лишь в контексте снятия мокрой одежды, но она была ошеломляющей. Вся ее прежняя хаффлпаффская стойкость, все ее попытки быть сильной и независимой девочкой, рассыпались перед этим сдержанным, слизеринским контролем.
[indent] После того, как Теодор снял с нее мокрую толстовку, он остался стоять рядом, не спеша отступить, словно всё ещё удерживая невидимую нить контроля. Пока его взгляд, тяжёлый и изучающий, неприкрыто скользил по её телу, обтянутому ставшей предательски прозрачной белой тканью, Каролина невольно изучала его лицо. Она видела, как свет тусклой лампы мотеля подчеркивает его черты лица — слишком идеальные, почти высеченные, как ей показалось, из белого камня. Высокие скулы, четко очерченная линия челюсти, этот вечно недовольный, но сейчас напряжённый изгиб губ.
[indent] Ей так хотелось коснуться его, провести пальцами по мокрой пряди его тёмных волос, упавшей на лоб, или проверить, так же ли холодна кожа на его шее, как её собственная. Но это было непозволительной роскошью, опасным, безумным желанием. Поэтому всё, что ей оставалось в этой нелепой, интимной и мокрой комнате, — это впитывать его образ в память, запоминая каждую тень, каждый нервный тик у уголка его глаза, каждое движение его груди, которое выдавало его внутреннее волнение. Она стояла и смотрела на него, понимая, что этот момент, этот взгляд, полный чистого, невербального напряжения, стоит всех их злоключений.
[indent] Теодор, словно очнувшись от того странного транса, в котором они оба замерли, наконец, нарушил молчание. Его голос был сухим и командным, но Каролина видела, что ему стоило усилий вернуть себе контроль. Он сказал ей идти в душ, и она не могла понять: была ли это забота о её промокшем состоянии и страх перед "маггловской лихорадкой", или просто способ избавиться от неё, вернуть себе личное пространство в этой слишком тесной комнате.
[indent] — Да, ты прав, — протянула Каро еле слышно, словно бы их кто-то мог подслушать. Однако же, кроме этих двоих, в комнате не было ровным счётом никого, и это только усиливало интимность момента. Они не спешили отстраняться, и это было чем-то странным, неправильным, но в то же время чертовски горячим, — эта близость, это напряжение, этот немой диалог взглядов.
[indent] Наконец, Нотт первым сделал шаг назад, разрывая магический круг, который они сами непроизвольно создали. Он тут же вставил свой чуть язвительный комментарий о том, чтобы она не утонула в ванной. Вот только сейчас это не звучало ядовито, нет. Это был его стандартный, привычный защитный механизм, его глупая попытка провести черту между ними, напомнить им обоим об их социальном различии, о том, что это всего лишь вынужденное соседство.
[indent] "Глупо," — подумала Каролина. Она и так прекрасно понимала, что у них никогда ничего не будет. Они были слишком разные. На такую, как Каролина, полукровку, которая возит друзей на старых маггловских машинах и вынуждена останавливаться в сомнительных мотелях, такие, как Нотт, не посмотрят в серьёзном плане. Её всегда будут видеть только как интересный эксперимент, экзотическую глупость, но не как равную.
[indent] С этой горькой мыслью, она, наконец, хотела было отвернуться, но... всегда есть это но.
[indent] Теодор, отступивший было назад, вновь оказался запредельно близко — так внезапно, что Каролина едва успела осознать его приближение. Вся его предшествующая сдержанность рухнула в бездну, а на смену ей пришла молниеносная, животная реакция на её уязвимость и на горячность момента.
[indent] Его рука коснулась ее щеки, — прикосновение было неожиданным, но нежным, — и, словно исследуя новую, бархатную поверхность, скользнула ниже, очерчивая линию подбородка. Каролина, предавая саму себя и все свои принципы благоразумия, блаженно прикрыла глаза на долю секунды, чуть отклоняя голову в бок, словно ища продолжения. Она позволила ему скользнуть рукой по тонкой, бархатной коже шеи, ощущая, как от этого прикосновения по её мокрому телу разливается волна обжигающего тепла.
[indent] Вторая рука Нотта тем временем запуталась в ее мокрых волосах, — этот жест был менее нежным, более властным, он чуть сжал их, заставляя её голову слегка запрокинуться. И вот, между ними ни единого сантиметра расстояния. Каролина опаляла его кожу горячим дыханием, которое срывалось с её губ, а он испепелял её своим взглядом, который был полон жгучего, почти невыносимого желания, — того самого желания, что он так долго и безуспешно прятал за маской слизеринского презрения.
[indent] Она хотела было сделать непозволительную глупость — поцеловать его, переступить эту последнюю, тонкую черту, которая отделяла вынужденное соседство от чистого, импульсивного безрассудства. Но... но Теодор отстранился быстрее, чем она могла бы даже подумать о поцелуе.
[indent] Словно холодный душ, на них обрушилась реальность. Вся магия вмиг исчезла, испарилась, как влага с горячего металла. Руки Теодора резко отодвинулись, его взгляд вновь стал непроницаемым, а Каролина вновь ощутила едкий холод, вот только теперь он был не только физически, проникая в её промокшее тело, но и морально, обрушиваясь на её опустошенную душу.
[indent] Он не дал ей времени на осмысление того, что только что произошло. Теодор, стремясь максимально быстро восстановить дистанцию, водрузил на ее плечи полотенце, — небрежно, но с явным намерением прикрыть эту ставшую почти невидимой, прозрачную футболку. А затем, не дав ей возможности ни слова сказать, подтолкнул к ванной.
[indent] Ванная комната оказалась крохотной, в ней было так тесно, что его попытки включить воду и все последующие движения, — проверить температуру, откинуть шторку, — вызывали необходимость оказаться запредельно близко к ней. Это было пыткой, не иначе. В этом замкнутом, влажном пространстве, где их тела почти соприкасались, вся магия только что прерванного поцелуя вернулась с утроенной силой.  [indent] Каролина, молодая девушка, с кожей, все еще помнящей тепло его ладони, ощущала, как подобные моменты остро отдавались волнами желания в ее теле. Она этого уж точно не планировала и как реагировать на такие моменты — не знала.
[indent] "Не стой столбом," —  бросил Теодор, когда она, завернутая в полотенце, продолжала стоять в ванной, не в силах пошевелиться.
[indent] — Я не могу раздеться, пока ты тут, — парировала она, и это была чистая, неприкрытая правда, хотя она тут же подумала: Черт подери, конечно могла бы. Еще пара-тройка мгновений в той комнате, и они бы потеряли голову — и ей, отчаянно и опасно, хотелось этого.
[indent] Наконец, Теодор, словно бы осознав, что он лишь нагнетает обстановку, вышел из ванной. Каролина тут же закрыла дверь за ним, защелкнула замок, словно спасаясь от хищника, и с трудом стянула с себя все остатки мокрой одежды, бросив их на кафельный пол. Она тут же нырнула под горячие струи воды.
[indent] Вода, обжигающая и спасительная, ударила по коже. Напряжённое тело напоминало о себе каждой клеткой. Она скользила руками по коже, очищая ее от грязи и холода, и невольно закусывала нижнюю губу, её взгляд был направлен в белую, запотевшую плитку. Мысль о том, что произошло в комнате — его рука, его взгляд, его внезапное отстранение — горела в её сознании ярче, чем вода, обжигающая ее плечи.
[indent] Каролина не знала, сколько прошло времени, но, судя по густому, влажному туману, который пропитал воздух, она провела под струями горячей воды достаточно долго. Ванная комната успела наполниться густым паром, который, как милосердная завеса, скрывал её обнажённую, точеную фигуру.
[indent] Она выбралась из душа, чувствуя, как кожа горит и пульсирует от тепла. Быстро закинула мокрые вещи на некое подобие полотенцесушителя, а сама обернулась в полотенце, которое, по её ощущениям, с трудом прикрывало её пятую точку. "Потрясающе," — с сарказмом подумала она о скудном гостиничном инвентаре.
[indent] Скользнув рукой по запотевшему зеркалу, чтобы протереть небольшой участок, она приметила свое отражение — и это была не та, кроткая, промокшая малышка с непонимающим взором, которую она видела час назад. В зеркале была привлекательная девушка с румяной от теплого душа кожей, сияющей здоровьем и теплом. Её губы чуть припухли от постоянных покусываний во время нервного напряжения и теперь выглядели еще более соблазнительно на фоне влажной, раскрасневшейся кожи. Черт. Какой в этом всем прок?! — пронеслось в ее голове. Зачем ей быть такой?
[indent] Наконец, набравшись решимости, она вышла из душа, осторожно выглядывая в комнату.
[indent] Теодор сидел на самом краю кровати, той самой, для новобрачных, но выглядел он так, словно сидел на острых камнях. Он вперился взором куда-то в пол, стараясь максимально игнорировать окружающую обстановку. Однако вскоре, услышав шорох полотенца, его взгляд скользнул от пола к ее ногам, которые были обнажены до середины бедра, и затем выше... Он остановился на её лице, но в его глазах читалось полное осознание того, насколько мало что прикрывало это полотенце.
[indent] — Ванна свободна, тебе нужно... нужно согреться, — произнесла Каролина, и её голос был чуть хриплым от пара, а слова вышли сбивчиво, потому что его взгляд, этот прожигающий, неконтролируемый взгляд, лишил её остатков воздуха.
[indent] Осознав, что каждая секунда, проведённая в этом положении, лишь увеличивает пытку, Каролина споро прошла запредельно близко к нему, почти чиркнув бедром по его плечу, и забралась в кровать, — ту самую, для новобрачных. Она сделала это так решительно, чтобы не дать ему шанса увидеть её сомнения, и тут же попыталась прикрыться хотя бы одеялом, натянув его до самого подбородка, пока Теодор поднимался с кровати и собирался в душ.
[indent] Его взгляд, полный невысказанного, но очевидного желания, не отрывался от нее, пока он делал эти несколько шагов. Он не сказал ни слова.
[indent] Дальше последовало некоторое время в гордом одиночестве, которое, впрочем, не принесло ей утешения. Каролина лежала под одеялом, чувствуя его запах, оставшийся в комнате, и кляла всё на свете за эту поездку. За то, что всё так обернулось, и за это полотенце, что с трудом прикрывало ее тело.
[indent] Она подумала, что неплохо было бы облачиться в халат, чтобы чувствовать себя хоть немного защищенной, но он, черт возьми, остался в ванной. А вторгаться в ванну к Тео она не хотела. Точнее… она слишком уж хотела и именно поэтому знала, что это было непозволительно.
[indent] Каро не смогла уснуть к его возвращению. Горячая вода смыла грязь, но не смыла напряжения, и теперь пытка близостью продолжалась. Каролина, свернувшись под одеялом, повторяла про себя, как заклинание: Это просто номер, Каро, просто ночь. Вам нужно выдохнуть. Мысли роились в ее голове, но ни одна не приносила облегчения.
[indent] Наконец, Тео улегся рядом, ощутимо, тяжело прогнув матрас. Он лег на краю, оставляя между ними пропасть, но в этой тесной кровати это было лишь сантиметром, который не спасал. Дождь за окном не стихал, заглушая все, кроме их собственных чувств. И Мерлином клянусь, Каро слышала, как гулко бьётся его сердце. Это был ненормальный, учащенный ритм, который резонировал с её собственным.
[indent] Он смотрел куда-то в потолок, его профиль был мрачен и неподвижен, словно он снова пытался стать каменной статуей. А Каро напротив не могла оторваться от него. Она смотрела и смотрела, впитывая его образ, пытаясь понять, что творится за этой его идеальной маской.
И тут Теодор, словно почувствовав на себе её взгляд, повернулся, и их взгляды встретились в полумраке.
[indent] — Тео, я..., — Она хотела что-то сказать, что-то важное, возможно чувственное, что могло бы объяснить эту безумную поездку и её странные желания. В её глазах читалось многое: смятение, восхищение, тоска. Её покрасневшие щеки виднелись даже в темноте этого номера, выдавая каждое её нервное чувство. Он вновь был запредельно близко к ней, достаточно близко, чтобы ощущать тепло его тела. Это было невыносимо тяжело.
[indent] Вот только магии вновь не суждено было случиться. Неожиданно, откуда-то за стеной раздались мерзкие пошлые стоны. Громкие, неприкрытые, низменные звуки. Кажется, какой-то дальнобойщик снял девочку по вызову, и она отрабатывала все потраченные на нее фунты. А так как стены здесь были чуть ли не картонными — Боже, сложилось впечатление, что они занимаются сексом прямо здесь, в комнате у Тео и Каро.
[indent] Звуки были настолько вульгарными и громкими, что моментально разрушили тончайшее, напряженное поле между ними. Теодор дернулся, и на его лице промелькнула гримаса отвращения, смешанная с болезненным осознанием.
[indent] — Нам нужно поспать, — выдохнула она, и это было первое, что пришло ей в голову, чтобы заглушить и внешние, и внутренние шумы.
[indent] Не это она хотела сказать несколькими мгновениями ранее, не так должно было всё закончиться. И одному Мерлину известно, как тяжело лежать в постели полуголой с парнем, к которому тебя тянет магнитом и при этом не иметь возможности дотронуться до него, а за стеной при этом происходят самые низменные непотребства, о которых этим двоим, так отчаянно сдерживающим себя, можно было только мечтать.
[indent] Да, им нужно поспать.