После случая с окном, Флитвик стал гораздо строже относиться к безопасности на собственных уроках. Однако мадам Помфри все равно настояла, что во время чемпионата в Дуэльном клубе кто-то должен быть в больничном крыле. Просто на всякий случай — чтобы быстро позвать ее, если понадобится помощь. Очередь дежурить выпадала на Нерис — это немного огорчило ее, но в то же время избавило от неловких размышлений о том, можно ли прийти в большой зал сегодня в качестве зрителя. Она помнила, что обещала болеть за Сэнфорда, но в итоге успокоила себя тем, что это не обязательно делать находясь на турнире. Так что, сидя в медпункте, Нерис мысленно желала ему удачи. И при воспоминаниях о том, с каким азартом парень рассказывал ей про дуэльный клуб, на губах невольно появлялась улыбка.

Альбом с фотографиями, который Нерис хранила в тумбочке, словно проломил какую-то стену между ними. Она честно пыталась никому его не показывать, но Бриджет, которая помогала Сэнфорду организовать встречу, заметила подарок в тот же вечер. И сразу же восприняла этот факт единственным возможным образом — уверенно сообщила, что только слепой не заметил бы, что Нерис Сэнфорду нравится. А еще — что шансов игнорировать это больше попросту не осталось. Ее радостный тон привлек внимание Селины, как раз вернувшейся в спальню, поставив Нерис совсем в неловкую ситуацию. Она понимала, что Бри права. Да, поначалу часто воспринимала интерес парня как вежливость или неудачную шутку, но сейчас, когда общих теплых моментов у них копилось все больше, было бы глупо не задуматься о том, к чему все идет.

Однако эта стена была не единственной. И, даже признав очевидное, Нерис все равно не считала, что должна принимать происходящее как ухаживания. Причина была простой — добрый и заботливый Сэнфорд казался ей слишком хорошим. Точнее, она сама казалась себе слишком "неподходящей" на его фоне. Вспоминая их ссоры с МакТаем, чаще начинавшиеся с ее подачи, разрушенную семью и желание причинять себе боль, с которым до сих пор не сумела начать бороться, Нерис не видела себя девушкой, которая подошла бы хорошему серьезному парню. Но как сказать об этом кому-то — она не знала. Не была уверена, что ее поймут. Потому что очень страшно было приблизиться, позволить себе открыться, а потом вновь увидеть разочарование в глазах близкого человека. Такое же, какое было во взгляде у МакТая, пусть тот и смешивал его с агрессией или злостью. Нерис не хотела никого больше разочаровывать, не хотела чувствовать еще больше вины и наказывать за это себя.

Впрочем, чувство вины уже с каждым днем нарастало. Потому что было бы честно принять решение и действовать с ним в согласии. Нерис же будто бы делала шажочки вперед, но все время одергивала себя и не давала парню шанса сделать что-то решительное. Будто бы не готова была отпустить его — ревнуя и ища поводы пересечься — но настолько же не готова подпустить близко. Это было жутко нечестно по отношению к Сэнфорду. Но все равно продолжалось — и Нерис злилась на себя за это, не в состоянии прекратить. Она слишком истосковалась по заботе, по доброму отношению, по чужой ласке. Но теперь считала себя жуткой эгоисткой, потому что брала то, что щедро ей предлагали, и ничего не могла дать взамен. Ей казалось, что однокурсники уже шепчутся, что теперь она "морочит голову новому парню, раз МакТай все-таки решился, наконец, от нее сбежать". И стыд унимался только с выступавшими на коже каплями крови, когда коротко вздрогнув от боли Нерис позволяла себе ненадолго расслабиться. На какое-то время ей делалось легче, но вскоре все начиналось вновь.

Нужно было прекратить мучать парня — так она думала. И в то же время, обращаясь мыслями к Сэнфорду, все равно переживала за то, как ему удалось выступить в дуэльном. Он ведь так зажегся прошлой победой, так хотел вновь повторить успех. У него точно все должно получиться!

Поэтому, когда дверь больничного крыла скрипнула, и Нерис, обернувшись, увидела именно Сэнфорда на пороге, брови ее удивленно взлетели вверх. Ведь его она ожидала увидеть в числе победителей, а не в числе пострадавших. Быстро поднявшись на ноги, девчонка шагнула ему навстречу, внимательно скользя взглядом по фигуре мальчишки, ища признаки какой-то травмы или ранения.

— Конечно, проходи сюда. Можешь сесть на кушетку, сейчас посмотрим, что с тобой стряслось, — она указала рукой в нужную сторону, предлагая отойти от двери в зону для осмотра.

А потом услышала новость о результатах и улыбнулась. Искренне, без иронии — выход в полуфинал Нерис считала отличным результатом. В школе ведь было столько заядлых дуэлянтов, и на турнире наверняка собралось множество из них. Оказавшись в полуфинале, Сэнфорд вновь вошел в тройку или четверку лидеров во всей школе. Здорово же! Здорово же?..

— Поздравляю, это же здорово! — Нерис пропустила парня вперед, и потянула за собой ширму, которой обычно отгораживали зону для осмотра. — Ты огромный молодец! Сложно было? Там, наверное, полшколы собралось...

Кто победил она почему-то не стала спрашивать. Хотя, узнать, как там дела у Бриджет с Викрамом было бы любопытно. Но эти новости вполне могли подождать до возвращения в общую гостиную. А сейчас Сэнфорд завладел всем ее вниманием — и рассказом о турнире, и необходимостью осмотреть его возможную травму.

— Можешь расстегнуть рубашку? — слегка смутившись попросила она, все еще держась слегка в стороне.

Только сейчас в голову Нерис пришла мысль, как это может прозвучать, учитывая, что они скрыты за ширмой от любого, кто заглянет в медпункт. Это было вполне нормально — они всегда отгораживали студентов, которым нужно было снять часть одежды перед осмотром, чтобы никому не было неловко. Но, казалось, сейчас сама Нерис смущалась гораздо больше, чем Сэнфорд, которому предстояло раздеться.

Отредактировано Nerys Orpington (09.04.25 09:23)

Нерис старается делать вид, что процесс избавления Сэнфорда от рубашки ее ни капли не занимает. Но на самом деле то и дело украдкой бросает на парня взгляды, пока выставляет на столик рядом несколько склянок с зельями, которые могут понадобиться. Вид его обнаженного тела одновременно и смущает Нерис, и вызывает жгучее любопытство. Но она старается игнорировать собственную реакцию, сосредоточившись на своей задаче — быть в этой ситуации лишь целителем, который должен убедиться, что все в порядке.

Когда с рубашкой покончено, она подходит к Сэнфорду вплотную, выдыхает теплый воздух на сложенные ладони и несколько раз трет их друг о друга, чтобы согреть. А потом наклоняется ближе, чтобы рассмотреть то место, где предположительно могла скрываться травма.

— Вроде бы ничего не видно, но повреждение может быть в более глубоких тканях, — тихонько сообщает она. — Ты не против если я?..

Протянув руку, она замирает, когда между ее пальцами и кожей парня остается несколько дюймов.

"Почему было не использовать какие-нибудь чары для диагностики"? — задает внутренний голос закономерный вопрос. Но Нерис старательно его игнорирует, слишком увлеченная реакцией Сэнфорда. Она не знает, почему каждый раз получается именно так: сначала она обещает себе, что нужно все прекратить, а потом он оказывается слишком близко, и оборвать контакт попросту невозможно. Выше ее сил. У Нерис нет сил отказать себе в удовольствии поговорить с ним еще немного, почувствовать на себе ее взгляд. Потому что рядом с Сэнфордом у нее всегда было ощущение, что он замечает ее по-настоящему. Смотрит не как на случайно проходящую мимо однокурсницу, а как на личность, способную вызывать к себе интерес. Заслуживающую не быть в одиночестве.

Порой это ощущение было сродни наваждению, которому Нерис раз за разом все охотнее поддавалась. Рассуждения приводили ее к тому, что ради блага Сэнфорда ей стоит самой от него отдалиться. Не обременять его компанией ходячей проблемы, не заставлять приглядываться к ее травмам и сложностям. Но каждый раз интерес пересиливал — ей хотелось знать, как он отреагирует, как поступит. И ощутить в этот момент свою значимость. Разве роль целителя не позволяла с лихвой это получить? Оправдать свои желания благой целью было так просто... Так же просто, как говорить с ним о чем угодно.

Замерев, Нерис взглянула Сэнфорду в глаза, слегка склонившись к нему.

— В авроры? — задумчиво переспросила она. — Это ведь очень опасная работа. Зачем тебе рисковать собой?

От одной мысли об этом ей стало тревожно. Она не хотела представлять себе, как Сэнфорд получает ранение на задании. И еще меньше не хотела представлять, как тот попадает в палату Мунго, где его лечением занимается какая-то другая девушка в лимонном халате.

Сделав вдох, она протянула ладонь чуть ближе, и осторожно коснулась пальцами ребер парня, невесомо надавив на одно из них.

— Здесь болит? — она провела пальцами чуть выше. — А здесь?

Сфокусироваться было куда сложней, чем казалось поначалу. И как за метрономом, Нерис просто следила за учащающимся ритмом ударов своего сердца, чтобы оставаться сосредоточенной.

Отредактировано Nerys Orpington (10.04.25 01:13)

Пальцы Нерис легонько вздрагивают, когда Сэнфорд ловит их на собственном теле, будто пытается уличить в преступлении. Она настороженно замирает, ожидая любой реакции — отвержения, злости, сминающего проявления силы. Все этой ей знакомо, давно введено в привычку не удивляться чужой агрессии. Но Сэнфорд просто направляет ее, легким — практически нежным — невесомым движением.

Она взволнованно сглатывает, не в силах хоть на мгновение отвести взгляд от обнаженного тела парня и посмотреть тому в глаза. Есть множество вещей, увидеть которые в глазах Сэнфорда ей не менее страшно, чем в его жестах. Но на этот раз Нерис боится не только враждебности — шанс встретить в обращенном к ней взгляде приглашение пугает, возможно, даже еще сильнее. И она как завороженная следит за маршрутом своей ладони по не расчерченной карте чужого тела, силясь предугадать, где обнаружится искомая ими точка. Сердце колотится так громко, что кажется — его слышит весь мир. Каждый разумный довод о том, что она здесь, чтобы лечить, и что эмоции — опасная роскошь, — немедленно рушится под натиском внутреннего голоса, который требует немедленных действий.

Нерис наклоняется ближе, будто действительно надеется разглядеть на обнаженной коже пунктиры. А потом ее вдруг пронзает этим тихим шепотом Сэнфорда. Всего одно слово и, кажется, пол больничного крыла вот вот уйдет из-под ног. В его неожиданно хриплом и низком тоне, в его биении сердца, которое ощущают подушечки пальцев, Нерис чувствует электрический разряд магии. По ее собственному телу бегут мурашки, а голова едва ли не кружится — она делает рваный вдох, ощущая как запах разгоряченной кожи наполняет легкие до отказа. Сэнфорд сидит совсем рядом — Нерис все же поднимает глаза и видит в его взгляде такую хрупкую уязвимость, от которой сердце заходится щемящей тоской. От мыслей о том, как это все неправильно.

Ей приходится на миг опустить ресницы, в попытке заглушить шум собственных мыслей, которые требуют холодного рассудка и осторожности. Но внутри нее разгорается другое чувство — тревожное и одновременно манящее, словно тонкий ледяной свет, пробивающийся сквозь густую тьму. Она чувствует, как сердце рвется вырваться из груди, и вся ее сущность противится этому порыву — слишком долго она училась прятать слабости, слишком часто боль была единственным спутником. Но когда она вновь смотрит на ладонь, все еще касающуюся груди Сэнфорда, мир вокруг кажется далеким и неважным. Тонкая грань между безопасностью и угрозой смещается, и Нерис больше не знает, как удержать себя на краю. Ее дыхание становится прерывистым, губы слегка дрожат, словно пытаются произнести что-то важное, но слова застревают в горле.

В голове раздаются знакомые голоса — осторожность, страх, беспокойство — но они сейчас бессильны перед нарастающим ощущением хрупкости и желанием довериться, несмотря ни на что. Никогда прежде она не чувствовала себя такой уязвимой, и это пугает сильнее, чем любой гнев или отвержение. Пальцы непроизвольно сжимают кожу под собой, как будто пытаясь удержать этот момент, остановить бег времени. Сердце продолжает оглушать ее своим стуком, но в то же время делается все более слышимым едва заметный ранее зов — зов быть ближе, не прятаться, не бояться.

И даже если все кажется неправильным — она готова позволить себе почувствовать это, пока еще можно. С шумом вдохнув, Нерис резко тянется к Сэнфорду, не давая разуму опомниться, не давая сомнениям вылезти на поверхность. И целует в губы — остро, жадно, порывисто  — не просто прикосновение, а требование, выплеск подавленных чувств. Ее губы так жадно ищут его, словно в страхе, что все это — иллюзия, что сейчас он оттолкнет ее и исчезнет.

Пульс учащается, оставляя в крови жгучее тепло. Их дыхания смешиваются, нарушая все правила приличия и осторожности. Но в этом порыве есть и страх — страх быть уязвимой, страх, что этот момент разрушит все, что было между ними раньше. И внезапно, отстраняясь, Нерис ловит себя на том, что руки дрожат, а щеки пылают как пламя. Она с трудом переводит взгляд в сторону, боясь встретить взгляд Сэнфорда. Потому что боится, что в нем отразится то, что она сама пока не готова принять.

— Прости... — ее голос дрожит, — я... я не знаю, что это было.

Она не успевает среагировать на его прикосновение — ладони Сэнфорда сжимаются на ее, и вместо привычного ужаса Нерис чувствует… тепло. Оно разливается по запястью, по предплечью, поднимается к горлу и обжигает. Сердце на мгновение замирает, а затем с новой силой начинает биться где-то в ушах.

"Ты мне очень нравишься".

Эти слова застывают в воздухе, как нечто невозможное. Как что-то, сказанное не ей. Кому-то другому — девушке смелой, сильной, цельной. Не ей.

Нерис делает крошечное движение — почти незаметное, — отводит взгляд и едва слышно выдыхает. Она не вырывается, не отталкивает парня, но пальцы чуть дрожат под его ладонью.

— Не говори так… — произносит она едва слышно, почти умоляюще.

Это звучит не как отказ, и даже не как просьба. Но как испуг. В глазах вспыхивает то самое: не недовольство, не сожаление, а глубинная паника из времен, когда любое сближение оборачивалось болью.

— Ты не знаешь меня, Сэнфорд, — голос срывается на шепот. — Правда не знаешь.

Нерис делает крошечный шаг назад — не поспешно, но будто бы инстинктивно, как человек, в котором пульсом звучит "слишком много, слишком быстро". Она не отпускает его руки резко, но аккуратно высвобождает свою, как будто извиняясь даже за это движение.

— Я могу... все испортить. Уже, наверное, испортила.

В ее голосе нет ни злости, ни обороны — одна только растерянность, в которой едва слышно просвечивает желание остаться, быть рядом. Но Нерис так не умеет. Не верит, что имеет на это право.

Она не ожидала, что он… поймет. Не попытается надавить, не станет говорить громко, не обрушит на нее шквал обид или упреков. Его слова — теплые, мягкие и простые — задевают глубже, чем любые признания.

"Позволь мне узнать тебя".

Это ведь просто, правда? Дать кому-то узнать себя. Но не для нее.

Нерис застывает, не двигаясь, глядя на раскрытую ладонь Сэнфорда. Рука ее дергается, мышцы почти подчиняются, и всего на миг возникает зыбкое ощущение, будто их пальцы действительно смогут соприкоснуться.

Но нет, что-то внутри отдергивает ее. Все еще слишком страшно.

Она медленно качает головой, почти незаметно. Ни тени раздражения или гнева, — в этом жесте лишь неуверенность и... боль.

— Это не "просто попробовать", — слова ее звучат горько, как микстура от кашля. — Это... я не умею в такие штуки, Сэнфорд. Не умею быть нормальной, не могу как ты... Я по...

Но прежде чем она успевает решиться сказать самое важное, воздух прорезает знакомый голос:

— Мистер Хамберстон! Мисс Орпингтон! — мадам Помфри звучит удивленно и строго, будто колдунья уже предчувствует, что застала нечто... неловкое. — Я слышала шум. Все в порядке?

Нерис вздрагивает, как будто по спине прошел холод. Рука ее прячется в карман мантии, а взгляд опускается к полу. Она делает шаг назад, словно строит между собой и миром тонкую но хрупкую стену, а затем поднимает глаза на Сэнфорда. И в этом взгляде — мольба. Молчи, не выдавай. Не обнажай нас перед кем-то еще. Дай этому остаться только нашим — пусть даже оно и не успело случиться.

Ее губы не двигаются, но вся суть — в этом взгляде, полном уязвимости и немого доверия. Она не готова говорить, не сейчас. Но, возможно, еще не сказала "нет".

Мадам Помфри подходит ближе и окидывает обоих изучающим взглядом, немного хмурясь.

— Я всегда говорила, что дуэльный клуб слишком опасное развлечение для студентов, — ворчит она. — Вас ведь наверняка именно оттуда отправили в больничное крыло...

При взгляде на Сэнфорда ее тон смягчается, сохраняя при этом медицинскую настороженность. Профессиональную привычку подмечать малейшие признаки боли.

А Нерис, все еще стоя в паре шагов от Сэнфорда, ощущает, как остро этот момент ускользает сквозь пальцы — как прерывистое, неровное дыхание между ударами сердца.

Отредактировано Nerys Orpington (21.07.25 18:14)